Завоевания Александра Великого, продолженные экспансией Рима, привели к грандиозной исторической модернизации сознания. Обитаемое пространство цивилизации в античном понимании стало единым политическим целым. Мир в историческом сознании становится не только географическим, но и историческим понятием. Греко-римская история включала в свою сферу события на территории от Адриатики до Инда и от Дуная до Сахары.
Под влиянием эллинистического исторического сознания появились историки нового типа, во многом близкого к современному. Они не были участниками описываемых событий, но они и не были популяризаторами легенд и мифов о прошлом. Они научились переживать историческое прошлое как собственное и на этой основе создавать историю любого масштаба, полную драматического единства. К этому типу историков относились римские Полибий, Тит Ливий, Тацит и многие другие, воспринявшие историю как нечто прагматичное (в духе Платона) и потому, увы, жертвующие непогрешимой точностью исторического писания ради целостности изложения. Именно в республиканском, а затем и в имперском Риме возникает страноведческая матрица исторического исследования, в соответствии с которой главным действующим лицом истории становится не человек или социум, а держава, воспринимаемая как «вечная» и «неделимая». История писалась как история «своей страны», подчас представляя собой патриотическую выдумку, и противопоставлялась истории всего остального «чужого мира», нередко изображаемого самыми черными красками. Написанные в этой манере исторические сочинения продолжают появляться и сегодня, поскольку традиции создавать утрированно негативный образ воображаемого «врага» какое-то время останутся достоянием человечества на этапе протоглобального мира.
В дохристианскую эпоху можно, пожалуй, говорить о практически повсеместном распространении державного типа исторических сочинений, там, где они вообще имелись. С утверждением христианства европейская историческая наука, во-первых, восприняла как аксиому идею иррациональности человеческого поведения в истории, божественной предопределенности большей части людских поступков и их последствий (античный рационализм человеческого поведения был раз и навсегда отброшен). Во-вторых, христианская доктрина божественного миротворения и принципиально непознаваемой сущности Бога делали процесс исторического движения самопроизвольным, т. е. подлежащим не только формальной фиксации, но и научному изучению с целью выявления исторических закономерностей мироразвития, подвластных лишь божественной воле. Мысли об иррациональности человеческого поведения и самопроизвольности исторического движения возникали в контексте общего универсального характера христианского