Он крепче сжал ее локоть, но на прекрасном лице не было ни тени эмоций. Вырвав руку, она направилась через всю комнату к стулу, на котором были сложены ее вещи.
– Тереза! – он не шутил. Кровь идальго подхлестнула его.
Она повернулась. Хлопковая рубаха потемнела под мышками и спереди, где ничем не стесненная грудь натягивала ткань. Впервые зеленые глаза казались серыми и смотрели как будто мимо него.
– Прошу, не трогай меня сейчас. – В глазах ее проступили слезы. – Уходи, я хочу побыть наедине с отцом.
– Как?.. – глаза дона округлились. – Разве…
– Прошу, не надо об этом, – голос ее дрожал. – Люди отца Игнасио… они нашли его и похоронили здесь… в Санта-Инез. – Она закрыла лицо руками и зарыдала. Сейчас ей одно хотелось сказать: «Прости, па, я вела себя с тобой как последняя дрянь».
– Терези, – майор кусал губы. – «Эх, Антонио, смешной человек, великий враль, трус, скотина и скряга… Вот и твоя смерть на мне… Печально: я почему-то думал, что ты умрешь от вина или скупости…» – Дорогая, – майор подошел к ней, обнял дрожащие плечи. – Ну, перестань… Слышишь, нельзя так, нельзя… Ему теперь уже никто не нужен… Всё в прошлом…
– Зато он нужен мне! – она зло вырвалась из его рук, отбежала к окну и тихо, но жестко сказала:
– Лучше не подходи. Ты меня знаешь…
Между ними студеной водой разлилось молчание. Диего сжал губы: «Ужели мы на разных берегах?»
Пауза далась ему нелегко.
Последний оранжевый луч солнца сломался о гребень гор, перестав стучаться в мутное стекло окна, когда он открыл дверь и сказал:
– Прости, видно, я привык думать лишь о себе. Suum cuique49.
* * *
Брат Олива проводил дона Диего в трапезную, что вековала по соседству с канцелярией коррехидора Аракаи. Это была не жадная до места, но с низким, крепко закопченным потолком зала, разделенная надвое толстыми продольными балками. На стенах красовались картины грубой работы, выполненные в подражание знаменитому Мурильо50. Стены играли цветами библейских сюжетов, кои сменяли один другой: младенец Иисус с хлебами для благонравного вида паломников; ангелы, спускающиеся с небес; пастор в черной широкополой шляпе, раздающий убогим похлебку…
Посреди залы за дюжим дубовым столом восседали монахи во главе с настоятелем, слева от них ковырялся в зубах сержант. Карминовые отблески камина наполняли причудливым дроглым светом пространство, делая его нереальным, похожим на театральную декорацию, а собравшихся – на средневековых панцирников.
Майор любезно поклонился, не ущемляя своего дворянского достоинства, и присоединился к столу. Немало оробевшие в присутствии столь высокого гостя хозяева натянуто улыбались, смиренно храня молчание.
Опрятная пожилая индианка, лоб которой венчала аккуратно зачесанная