Впереди шли два священника в торжественном облачении. Один, лет шестидесяти, с широкой бородой с проседью, другой сильно моложе, с короткой густой бородкой, аккуратно стриженной. Пожилой священник был хмур, смотрел под ноги, обеими руками держал за древко большой крест. На трех его оконечностях были изображены святые лики. Алексею особо запомнились изображения ликов, словно приставленных к оконечностям креста.
Молодой священник чистым светлым выражением смотрел на окружающих открыто и добро, чтобы все могли прочесть на его лице, что он хотел сказать. Прижав к груди, в руках он нес старинное Евангелие в окладе. Церковнослужителей в окрестности было немного и потому иконы святых несли прихожане. Завершая процессию, еще двое священников несли иконы Богоматери и Спасителя.
Когда ход поравнялся с Алексеем стих шорох перешёптываний, все смокли и смотрели на священников с крестом и Евангелием. Тогда стала слышна песня, которую сильным грудным голосом зачинал молодой священник, старый же пел словно для себя одного. За ними подхватывали идущие вслед миряне с иконами низшего чина. Пели тихо, не совсем едино, но слова разобрать было можно:
Соединив в Cебе две природы неслиянно,
Ты показал на горе Фаворе / уголь горящий Божества,
Сжигающий грехи, но души просвещающий,
И тем изумил Моисея с Илиею / и верховных учеников…
Алексей наблюдал за собой и своим отношением к Ходу – почувствует ли что? Он рассматривал Ход, слушал песню и не ощущал в себе чего-либо, что, наверное, следовало ощущать православному верующему или воцерковленному. Внутри его было покойно и недвижно, чувства присмирели, как окружающие его горожане.
Только раз, посреди хода, Алексей вздрогнул. Вспомнил, что в рюкзаке за спиной ружье. Он не мог сказать, почему ему стало не по себе, и не знал что в этом запретного, но испугался находиться с оружием среди оживленной улицы и церковного действия с участием людей с тихими и спокойными лицами, поющими духовные песни. Пусть ружье и разобрано, патроны отдельно, никакой опасности, и конечно в их городке никто не спросит его. Но только ход прошел и крест с ликами во главе скрылся из виду, Алексей поспешил домой.
В квартире мамы не оказалось. Непонятно, она говорила, что будет ждать их, заниматься обедом. Алексей достал из рюкзака и спрятал в сейф ружье. Тяжелый и прохладный металл казался тяжелее обычного. Ружье красивое, мастерски изготовленное, только вдруг эта промышленная красота опротивела ему и стала неприятна. Вспомнилась горлица. Он всё не мог забыть о ней.
На плите стоял теплый борщ. Алексей набрал