5. Бог, снимающий поношение
«После сих дней зачала Елисавета, жена его, и таилась пять месяцев и говорила: так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми» (Лк. 1:25).
Существует сказка о царе, казнившем всех своих цирюльников. Однажды нового цирюльника предупредили, что, если он разболтает цареву тайну, голова тут же слетит с его плеч. Цирюльник много дней мучился этой тайной, просившейся стать известной, и наконец, не выдержав, выбежал в поле и закричал что есть мочи: «А царь-то рогатый!». Необычную тайну хранить всегда сложно. Можно только удивляться выдержке Елизаветы, оберегавшей тайну своего материнства пять месяцев! Она желала, чтобы чудо стало очевидным и сказало само за себя. Дела всегда говорят громче слов!
В те знаменательные дни Елизавета готовилась навсегда распрощаться еще с одной тайной – тяжелыми жизненными переживаниями, причиненными людьми. В словах Елизаветы «снять с меня поношение между людьми» слышится отзвук многолетней изнуряющей душевной боли от людского поношения из-за бездетности. Для женщины в те времена бездетность была особенно сильным потрясением, ибо вина за бесплодие возлагалась только на нее.
В наше время научились (да и то отчасти!) лечить бесплодие, но в ту эпоху оно не лечилось и считалось Божьим наказанием за грехи. Соседи показывали на Елизавету пальцем и говорили друг другу: «Прикидывается святой, будто все уставы Божьи исполняет, а все же не избежала вышнего суда. Где-то нагрешила! Бог шельму метит!». Кто захотел бы общаться с женщиной, на которую Бог прогневался? Кто пригласил бы ее на свадьбу? Кто поведал бы ей свою радость или печаль? Кто попросил бы ее помолиться о какой-либо нужде? Для этого ищут благословенных, а не проклятых. Если учесть женскую природу, которая все события пропускает через сердце, то можно себе представить, под каким огромным психологическим давлением прожила жизнь Елизавета!
Объективность – редкое достоинство людей. Они судят в меру своей испорченности и страдают склонностью к упрощениям. Они превозносят достойных осуждения и презирают достойных признания. Евангелист Иоанн пишет, как апостолы, увидев слепого от рождения человека, сразу задались вопросом: кто согрешил – он или родители его? Если лучшие из лучших не чуждались плохих предположений, что же говорить о прочих?
Редко какому страннику в небесную страну удается избежать негативной оценки, преувеличений, прозвищ, клеветы. Царь Давид сполна пережил их горечь: «От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих и страшилищем для знакомых моих; видящие меня на улице бегут от меня. Я забыт в сердцах, как мертвый; я – как сосуд разбитый» (Пс. 30:12,13). Король проповедников Ч. Х. Сперджен не раз едко высмеивался в лондонской прессе.
Да что говорить об обычных людях, если святой и добродетельный Христос не избежал чудовищной, несправедливой клеветы?! Его безосновательно обвиняли в фанатизме, богохульстве, обмане, политической неблагонадежности, ереси, нарушении Божьего закона, связи с бесами, терроризме, аморальности.