Забыв о том, что он с Фомой в ссоре, Вениамин спросил у него, неужели на Лофотенах у людей не бывает свободной минутки, чтобы написать домой хотя бы два слова. Фома как будто не понял его. Во всяком случае, он буркнул в ответ что-то невразумительное – мол, на Лофотенах люди часто забывают послать весточку домой по той или иной причине.
– Андерс не такой! – сказал Вениамин.
– Твой Андерс ничем не лучше других, – усмехнулся Фома.
– А может, они потерпели кораблекрушение?
– Ну, об этом-то нас бы уже известили, – решительно заявил Фома.
После этого разговора Вениамин не мог заставить себя приходить к Стине и Ханне, если знал, что Фома дома.
Календарь показывал уже равноденствие: «На Грегора день и ночь сравняются друг с другом». А от Андерса по-прежнему не было ни слуху ни духу.
Андерс пытался представить себе Рейнснес без Дины. Как он будет проводить дни и ночи. Пытался убедить себя, что мысль об одиночестве за обеденным столом не внушает ему страха. Раньше такие мысли мало занимали его. Теперь он засыпал и просыпался с думой об этом.
«Главное, чтобы в стене был крючок для куртки! – говорил он себе и добавлял: – Дело не в том, как человек живет, а в том, как он к этому относится. Вот в чем суть». Вооружившись этой мудростью и утешаясь ею, он еще на Лофотенах планировал пораньше отправиться в Берген. Пытался вызвать в себе тоску по долгому пути на юг. И увещевал себя, что одна беда – это еще не беда.
Тем не менее когда они вошли в пролив и почувствовали себя дома, берег показался Андерсу темным. Он повернул штурвал, снял зюйдвестку и засвистел, как обычно, когда они подходили к Рейнснесу.
Сперва он решил, что Дина ему пригрезилась. Но вот Антон сказал:
– Никак это сама Дина встречает нас на причале? – И Андерс точно проснулся. Да, это была Дина. Андерс не верил своим глазам. Ведь он всегда считал, что Динино слово незыблемо.
Он привык подлаживаться к временам года и к ветру. Это было не просто, но отгоняло посторонние мысли. Появление же на причале Дины словно без предупреждения поменяло местами зиму и лето.
Андерс постарался держаться как ни в чем не бывало, он всегда так держался на людях. Он улыбнулся Дине и поздоровался с ней за руку. Но тут же повернулся к Вениамину, спросившему, почему он не писал.
– Какой из меня писака! – отшутился Андерс.
Он предоставил заботы о шхуне другим, обнял Вениамина за плечи и ушел с ним с причала, толкуя о каком-то пакете, который привез с собой. Уйти с причала иначе он не мог.
На кончиках темных ветвей висели замерзшие капли. В навозе, разбросанном на полях, копались вороны. Приближались более светлые дни.
Вениамин засыпал Андерса вопросами. Андерс, смеясь, отвечал ему. Он слышал, что Дина идет за ними. Должно быть, у нее были новые башмаки. Они поскрипывали при каждом шаге. Но он не оглядывался.
Ящики