Прелюдия семейной жизни Андерса и Дины не имела свидетелей.
Однажды вечером, когда все уже улеглись и в доме воцарилась тишина, Дина пригласила Андерса к себе в залу. Андерс сидел и с просветленным лицом слушал Мендельсона.
Комната слушала виолончель с задернутыми портьерами. Андерс сидел в простенке между окнами на кончике стула.
Сквозь густые светлые ресницы он смотрел, как руки Дины летают по струнам. Водят смычком. Пальцы левой руки, точно маленькие зверьки, сновали по грифу, а потом, дрожа, замирали на месте. Чтобы вскоре снова совершить прыжок на свободу. Выражение ее лица тронуло Андерса. Он был очарован и не мог противиться этому чувству, хотя ничего не понимал в музыке.
При виде Дины, которая, откинув голову, ловила ритм и потом передавала его инструменту, в нем всколыхнулась прежняя тоска. Лицо ее сияло, губы шевелились, словно с них срывался короткий, сдавленный стон.
Но вот Дина опустила руку со смычком к полу, и портьеры с пологом поглотили последние звуки. Наклонившись вперед, она как будто чего-то ждала.
Наконец, не глядя на Андерса, она отставила виолончель.
– Слушать музыку – это как утешение, – тихо произнес он. И тут же пожалел о своих словах. Они прозвучали так, словно он обращался к чужому человеку, который развлекал его из вежливости.
– Ты узнал, что я играла?
Он покачал головой и ждал, что она сама скажет ему это. Но она молчала. Он растерялся. Ее молчание не предвещало ничего доброго. Ведь он не знал, что она играла. Наверное, она сейчас думает: даже этого он не знает…
– Уже поздно. Мы мешаем спать Олине и девушкам. – Андерс встал, собираясь уйти.
Дина с усмешкой повернулась к нему:
– Ты все откладываешь до свадьбы, Андерс?
Безжалостный весенний свет проник сквозь тяжелые портьеры, на щеки и шею Дины легли черные тени.
Она стояла слишком близко к нему. Он был не в состоянии поднять руки и прикоснуться к ней. Половицы ухватили его за ноги, цветочные стебли соскользнули с обоев и обвились вокруг шеи. Ему нечего было ответить ей.
Поэтому он взял ее за руку и решительно повел за собой. В темный коридор, где отблеск горящей на лестнице лампы осторожно крался по стенам.
У себя в комнате Андерс отпустил Дину и задернул занавески. Он видел все поры у нее на лице, усаживая ее на свою кровать.
– У тебя слишком узкая кровать, Андерс, – прошептала она.
Он заметил ее взгляд, брошенный на стену, и вспомнил, что за этой стеной спит Вениамин. Но она промолчала.
– Главное не кровать, а мужчина, – тоже шепотом проговорил он, садясь рядом с ней.
– Ишь какой ученый!
– Не ученый, я еще только собираюсь учиться. – Он обхватил рукой ее волосы, словно хотел их взвесить.
– У меня в зале удобней, – сказала она.
– Тебе, но не мне.
– Что ты имеешь в виду?
Обеими