И на рассвет настроены часы…
Как ни мудрите, сытости жрецы,
Не вознести вам солнце восковое.
1984
Правда
На Варварку горячий топор отнесён,
И в пыли почернели кости.
Давит солнце бешеный день колесом.
Где ты, Стенька? Псам выброшен он,
И они брызги тела разносят.
И проходит, собак разгоняя, холоп,
Где-то плачет мужик на заставе:
«Государь Алексей, что не выделил гроб,
Или мало Господней Расправы?
Царь-кабёл! В море крови есть Правды коса,
Между Стеньки рукой и ногою.
Сохнет мясо в пыли. Пёс, ты высохнешь сам!
Вейся, Стенька, пылью святою!
Знаю, косточку Стенькину спрячет бедняк,
А тебя прикокошит дугою!»
Выше Римов священных, там, где бури трубят,
Вейся, Стенька, пылью святою!
Что орёл! Ты, орёл, на печати молчал
Приговора когда-то Клаасу.
Кто-то ладанку с Тиля груди сорвал –
Стенька, кату под дых возвивайся!
Как копьё, вдруг почует он Правду твою,
Станут саблями рёбра. Так было!
Эту Правду вовек не срубить никому,
Правда даже топор разрубила!
Вихрь взлетел, цвет его то серей, то бурей,
И сквозь солнца горячую линзу
Я увижу в пыли порошинки костей,
И твою, Стенька, Правду увижу!
1979
Чумной бунт
Из степенных ленивых подворий,
Где боярин похож на кота,
Осклаби́лась бесшумная горечь
Слизью окон, воротами рта.
Притомился? Вспылил? Ты опасен!
Твои слёзы и песни – на слом –
В эфемерном огне поломавшись,
Ты закончишь больничным костром.
Только медною малою кнопкой
Был на башне набатной язык,
И топтал Гуманизма надгробье
Воплотившийся Совести рык.
…На границах сегодня – кордоны,
Ни чумы, ни Батыев не жди,
Только кто-то не прочь и шпионов,
И чуму на дому завести.
Их – не тронь! Чуть зацепишь ногою
Лучезарный артикул-мораль –
Ты – пиявка для тела людского,
За твоё истребленье – медаль!
Человек не смеётся, не плачет,
Человек не молчит, не кричит,
Если свет не поставит задачей,
Если портит открыточный вид.
Даже стон, даже буря сегодня
Допускаются, но – в маскарад.
И потеет ночами холодный
Безъязыкий музейный набат.
Но пока будут слёзы игрушкой,
Гнев не скроешь стеною стекла –
Наготове чугунные пушки,
И чумные колокола!
Мечты Робеспьера
Полз по краю столетья неслышимый гром,
На сеченье настоянный на золотом.
В медной ярости под драгоценным челом
Искрой Божией мир повергался в лом –
Полыхала мечта, пожигая кусты
Подлой славы, покрывшие царские лбы.
Оказалось, что