– Я не буду, простите. Пусть Пашка выпьет.
– Выпей, Паша – обратился ко мне директор.
И я снова выпил. Я вышел на свежий воздух. Шел дождь, слякоть, а я в белых брючках. Мозги работают отчетливо. Вот подбежала девчонка с кухни. Она стала что-то лепетать о том, что она всю смену ждала момента встретиться со мной. «Может быть, может быть», но космический корабль под названием Земля кидало на волнах из стороны в сторону, а я, как бывалый матрос, плясал на палубе этого корабля и не падал. В темном коридоре нашего корпуса меня кинуло на какую-то парочку. По женскому восклицанию «Ой!» и по мужскому «У! Ты!» я понял, что это тот комсомольский чиновник, который вручал мне когда-то комсомольский билет, а рядом с ним одна из двадцатипятилетних воспитательниц. Я открыл дверь в спальную комнату. Моя кровать первая слева. Но я прошел к окну, открыл его, перевалился через подоконник и, если так можно выразиться, начал «пить наоборот». Когда процедура освобождения от отравляющих веществ закончилась, я толкнул пионера, спящего рядом с окном, показал ему на мою кровать и рухнул на освобожденную им кровать. Дойти до своей я уже не смог бы.
Утром я проснулся в каком-то жутком лабиринте из металлических кроватей. Ребята, полагая, что мне может влететь за то, что я так напился, выполнили полученную свыше команду «убрать все постельные принадлежности», и завалили меня сложенными в кучу металлическими кроватями. Я выбрался из лабиринта, поблагодарил ребят и приступил к своим обязанностям.
И снова я у директора оказался одним из главных исполнителей. Дело в том, что всю ночь лил дождь, и для того, чтобы свезти на телегах вниз к пристани багаж пионеров, нужно было проявить настоящие бойцовские качества. Телега подпрыгивала на кочках, чемоданы рассыпались, приходилось удерживать их, а за теми, которые свалились в грязь, лазать по скользкому обрыву и вытаскивать на телегу. И все это по колено в грязи. Но вот дело сделано, телеги с багажом доставлены на пристань, багаж перенесен на пароход, и мы снова отдыхаем. Руководство похмеляется,