– Опять в чужой курятник, – предположил Юра.
– Юра, – ответил я, – он теперь ничего не видит, не слышит и нюх потерял. А летит он туда, куда его петушиная душа зовет.
– А как же мы его достанем?
– Сейчас его душа отлетит, и его бренное тело попадет прямо к нам в суп.
Так оно и вышло. Далеко он не улетел. И вскоре Маша умело ощипывала его, а потом в большом чугуне сварила вместе с картошкой.
Расселись за столом, выпили по стопарю, Маше налили в фужер сухого вина. Анатолий встал и произнес тост:
– Пьем не чокаясь. За упокой беспокойного пети-петушка. И пусть ему земля будет пухом.
– Ты чего несешь? – обратился к нему Юра – Какая земля? Каким пухом? До земли он еще не скоро доберется.
Выпили, потянулись за закуской. И вдруг заметили: Машино лицо превратилось в сморщенное яблоко величиной с тыкву.
– Что с тобой, Маша?
– Что это? – прошелестела губами Маша. – Кислота?
Гробовое молчание.
– Маш, ты когда-нибудь сухое вино пила?
– Нет. Красное сладкое пила, самогон пила, водку пила. А это не вино. Это отрава.
– Маша, – включился в разговор Юра, – давай я тебе сейчас шикарный коктейль сделаю. У тебя сахар есть?
Он влил в фужер пятьдесят граммов водки, столько же добавил сухого вина, еще столько же горячего чая, всыпал пару чайных ложек сахарного песка и размешал..
– Попробуй.
Маша попробовала и заулыбалась:
– Вот это вино.
Вечер прошел удачно. Маша все чаще посматривала на меня как на человека героического, не побоявшегося отхватить топором голову у петуха. Всей гурьбой пошли прогуляться. Стемнело. После прогулки все ушли в избу, а мы с Машей расселись на бревнах. Небо покрылось мириадами светлых точек. Я стал рассказывать Маше о Вселенной, конкретно – о Млечном Пути. «Вон там Полярная звезда, вот это скопление – Малая Медведица, а там – Большая Медведица. Самые близкие звезды: альфа Центавра, Сириус, Процион – в пределах десяти-двенадцати световых лет. А световой год – это расстояние, которое пролетает луч света за год со скоростью триста тысяч километров в секунду».
Я не знаю, о чем она думала, пока я рассказывал ей о пульсарах, голубых звездах. Знаю только, что когда мы, закончив разговоры, пробирались в темноте через сени, она вдруг остановилась перед дверью в комнату. Я подумал, что она не может найти ручку двери в комнату, нашел эту ручку и открыл дверь. И, тем не менее, она, как завороженная, стояла, не переступая порог. Я сзади подтолкнул ее, и она нехотя вошла в помещение, где около печки сгрудились трое моих товарищей. Лева взглянул на Машу и вдруг выпалил:
– Пашка лав ю Машка.
Немедленно крупный кулачище разгневанной