– Мне жаль, – ладонь нащупала рукоять на оконной раме.
– Иди ко мне! – адское Нечто сделало ещё шаг вперёд, порвав разделяющую дистанцию до минимума.
– Нет! – он рывком развернулся лицом к подоконнику, рванул ручку, и распахнул окно настежь. Пятый этаж.
– Давай! – подбадривающе пропел детский голос за спиной.
Нога заброшена на подоконник.
– Давай, братик! Давай же! – то ли умолял, то ли торжествовал голос за спиной, – Сделай это! И мы будем всегда с тобой. Мы будем вместе играть. Мы будем вместе летать. Нам будет хорошо. Очень хорошо…
Взгляд вниз, в чёрный омут двора.
«…это Нечто попытается убить тебя нынешней ночью…»
Он убрал ногу с подоконника. Обернулся лицом к Нерождённому.
– Не хочешь? – со злобным разочарованием сказал тот. Глаза мелкого мертвяка ослепительно сверкнули, лицо исказила гримаса гнева. – Тогда ты пойдёшь к Нему!
Холодная когтистая ручонка схватила его за средний палец, сжала так, что хрустнули суставы. Рванула с такой мощью, что он распластался на полу. Какая бешеная сила была в этом существе из тёмного неведомого мира! Оно не волочило его по полу, оно с лёгкостью влекло изо всех сил упирающегося, извивающегося ужом на паркете взрослого парня, туда, во тьму той самой ужасной комнаты.
Кончено. Он здесь. Эпицентр зловония. Как холодно! Разве так бывает в аду?
Медленно, со страхом открывает глаза. Он знает, что увидит. И он не ошибается.
– Поднимись! – приказывает дребезжащий замогильный голос. – Неподвижность тебя больше не спасёт.
Он встаёт. Встаёт во весь рост.
– Вот мы и увиделись, цыплёнок.
Это было ещё страшней, чем тогда, когда его привели прощаться. Это было ещё страшней, чем во снах. Оно хрипело, рокотало, булькало. Оно смердело сильнее, чем сто изгнивших мертвецов. Оно окружено колышущемся пурпурным светом. Оно голо и безобразно. Костлявое тело обляпано трупными пятнами, изъедено язвами, сочащимися голубоватым гноем. Бесформенный провал рта. Дыра вместо носа. И эти глаза. Просверливающие насквозь. Ненавидящие.
– Что тебе нужно, дед? – спросил он устало-равнодушным голосом человека, смирившегося со смертным приговором.
– Ты никогда мне не нравился, – просипело Оно, – ты был, есть, и навсегда останешься слабаком и трусом. Ты мой позор. Ты ничего бы не добился в жизни. Ты бы никем не стал. Ты не человек. Ты – цыплёнок, жалкая курица! Лучше бы ты не рождался. Лучше бы родился тот, другой, Нерождённый.
– Что тебе нужно, дед? – бессильно повторил он.
– Мне нужно чтобы ты страдал, недоносок! – сипение чудовища превратилось в оглушающий булькающий рык. – Мне нужно чтобы ты вечно страдал, вечно боялся!
– Я уже не боюсь умереть, дед. Я уже умер. Я уже мертвец.
– Не-е-е-е-т! – зачавкало ехидным смехом существо, – Так просто тебе