Бом! Бом!
Часы пробили два по полуночи.
Веки инстинктивно открылись. Глухая тьма. Ничего, кроме глухой тьмы. Фигуры не было.
«Я уже умер?»
Он рухнул на пол. Долго лежал, пытаясь укротить рвущее лёгкие дыхание. Минуты, одна за одной, исчезали в бездонной тьме. Больше ничего не происходило. Ни звуков. Ни видений. Он нащупал половой коврик, уселся на него, прокашлялся.
«Какой впечатлительный мальчик!» – вдруг сказал он.
Так говорила ему бабушка. Эхом ей вторила мама.
«Накаркали, дуры старые!» – ругнулся он.
Конечно же фигура ему привиделась. Иллюзия внушаемого придурка. А дверь открылась от сквозняка. Звуки тоже от сквозняка. Запах – привет от квартирантов. А ручка, так она и не двигалась вовсе. Показалось, только и всего.
Он поднялся на ноги, пошагал в зал, загорланив песню: «Девять жизней у кошки, ворон живёт триста лет!» Но пение звучало фальшиво. Через притянутую за уши браваду, слишком отчётливо прорывались предательские нотки страха.
Оказавшись в зале, он угадал в сумраке очертания дивана. Осторожно, чтобы не задеть поваленные стулья и что-то там ещё, пробрался к нему, а пробравшись, с размаху плюхнулся задом на его мягкое и скрипучее брюхо.
«Посплю-ка я лучше, – сказал он самому себе, – довольно с меня».
Сказал это, и обмер.
Из чернеющего проёма коридора, ведущего на кухню, с неторопливой похоронной торжественностью, в зал вплывало лежащее на спине фосфоресцирующее тело. Оно невесомо висело в пустоте в каком-то метре от пола. Двигалось плавно, беззвучно; распространяя вкруг себя бледный сюрреалистический свет. Невозможно сказать состояло ли оно из мёртвой плоти или же из некой потусторонней призрачной материи. Это было тело женщины в короткой, прозрачной и тонкой ночной рубашке. Возможно, при жизни, формы тела этой женщины могли бы вызывать восхищение. У тела не было головы.
Оно вплыло в зал вперёд ногами, длинными, босыми и голыми. Сделало мягкий разворот по дуге, и двинулось к центру. Руки – сжаты и перекручены на груди, так, что казалась будто безглавая женщина пыталась от чего-то защититься. Тело мертво, недвижно.
Оно оказалось напротив дивана, застыло. Одна из его скрюченных рук, вдруг выпрямилась, взлетела кверху. Бледная, фосфоресцирующая, она помахала ему…
Нет сил кричать. Нет сил бежать. Да и куда бежать? Час Быка не выпустит его отсюда. Всё на что хватило остатков воли в этот миг, это потрясти головой и ущипнуть себя за ногу. Видение не уходило.
Это не галлюцинация!..
Безголовая покойница вовсе не приветствует его взмахами своей изящной тонкой руки. Она манит, она зовёт его за собой. И с обречённым отчаяньем он уловил, что некая сумасшедшая сила внутри него самого хочет последовать этому зову. Но он лишь ещё крепче вжался в диван. Он стал изваянием, он сам стал мертвецом, будто бы чувствовал, что его спасение