В тени креста. Максим Владимирович Греков

опосля, порушену, на дворе указал бить кнутом, за то, что противилась его забаве. Ночью муж хотел порубить боярина пока тот пьян спал, да не сдюжил он тогда духом на сие злодейство. Тогда, порешили мы убечь, но только споймали нас и снова били. А через седмицу боярин снова быти сильно во хмелю, сам пришёл в поварню, где я ладила стряпню для дворни и снова облапил. Я всей силой, что у меня была, толкнула его от себя, а ход в соляной подпол был открыт и он туда так и завалился. На шум из сеней прибежал муж с топорком лучинным, глянул на меня и в подпол спустился, там и порешил боярина за его клятое блудодейство. Собрали мы узелок с харчами, и ушли со двора, два дня в лесу за рекой хоронились. Да токмо не захотел муж более со мной порушенной жить, хотел тоже порубать, да не стал – бросил, ушел от меня. И некуда было мне идти, акромя как к дяде, что живёт надворником у Курицына, там и прижилась.

      – Складно плетёшь свою лжу, – боярыня снова подошла к Насте и остановилась напротив. – Однако, вот что получается: ты горемычная от порухи бежала и муж тебя сам бросил, а живёшь ты сложницей с Иваном Курицыным и поди с горя носишь шубею лисью крытую бархатом, да морду свою белилами и румянами так же от горя мажешь. – Мирослава брезгливо скривила рот.

      – Не сложницей…, не сложницей, а по хозяйству ведаю я у Курицына Ивана Васильевича, – перебивая сама себя, затараторила Настя.

      Боярыня резко шагнула девушке и прервала её, влепив очередную звонкую пощёчину, от которой голова Насти мотнулась в сторону.

      – Вот так…, гадюка блудливая…. Вот так, я излечу в тебе лжу. Ведь в глаза мне брусить смеешь, а ну – взор долу! – Мирослава треснула ещё одну тяжелую пощёчину Насте.

      Девушка вскрикнула и отчаянно выгнулась в кресле, не в силах ничего поделать.

      – Долу взор, – повторила боярыня и, схватив Настю за затылок, пригнула её голову книзу, – зыкать на меня не сметь!

      Дядька Антип, что стоял рядом и сжимал плечо девушки, едва сдерживая блаженную ухмылку, медленно покачал головой:

      – Наша боярыня лжу не терпит, али не знашь! Про тебя и так всё ведомо, чай не в пустыне живёшь – на Москве. – Антип хотел продолжить, но не успел.

      – Ну, хватит…, – Мирослава оборвала своего слугу. – Пора о деле радеть.

      При этих словах Настя снова всем телом выгнулась в кресле, тщетно пытаясь освободиться от своих пут, дядька резко осадил её, и снова схватив за волосы, притянул её голову к спинке кресла.

      Боярыня несколько мгновений, молча, наблюдала за телодвижениями девушки в руках Антипа, после чего решительно подошла к столу и взяла одну из старых шкатулок, с ней вернулась к Насте.

      – Нет, нет – не надо яду, – взмолилась девушка. – Я признаю свои вины, да, да всё признаю. Не убивай, боярыня!

      Не слушая Настины крики, Мирослава достала из шкатулки невзрачный перстень, хотя по виду золотой, и пристально посмотрела в глаза своей пленницы.

      Толи от разгоревшейся печи, толи от взгляда боярыни, Настю обдало жаром, и она прекратила бороться с ремнями, которыми была привязана к креслу.

      – Я решила…, – чеканно