Я поежилась. Прежде чем повернуться, снова бросила взгляд на фотографию. Рот женщины расслабился, глаза смотрели вниз. Наверное, то выражение лица мне привиделось.
– Я только что приехала сюда, – сообщила я мужчине. Он стоял в центре комнаты под люстрой.
– Она казалась тебе странной? Казалось, что она может сорваться с места, не позвонив, не оставив е-мейл?
– Я только что приехала сюда, – повторила я, подбираясь ближе. – Я ее не знаю.
Но теперь у меня возникли вопросы.
– Конечно, – сказал он, словно мне не верил. Он повернулся к лестнице. – Они сказали мне ждать внизу. Мужчинам нельзя наверх.
Я кивнула.
– Вы – ее отец?
– Да. Моя жена там, наверху. С девочками, сестрами Лейси. Собирают ее вещи.
– Я знаю, слышала.
Мною двигало любопытство. По спине снова побежали мурашки, стало щекотно, будто ко мне прижимался кончик кинжала.
– Они сказали, она сюда не вернется. Сказали, она ушла.
Я подошла ближе.
– В каком смысле ушла?
Он вместо этого сказал:
– Это место казалось безопасным.
Безопасным. Мама говорила, что в «Кэтрин Хаус» чувствовала себя в безопасности. Защищенной. Но, как только открыла ворота и ушла, ее сломил реальный мир.
Припомнились плохие истории о городе, рассказанные мамой. Темные закоулки, пустующие платформы в подземке, подозрительные мужчины. Вечерами, до наступления комендантского часа, мама бродила по улицам в ботинках по колено; ветер играл ее волосами, и она знакомилась с примыкающими кварталами, была готова к новым открытиям. Однажды ее преследовала в Томпкинс-сквер-парке компания парней, и она пряталась в круглосуточном магазинчике, пока им не стало скучно и они не ушли. В другой раз ее чуть не толкнула под поезд расстроенная женщина. Тебя могли убить, говорила я ей, когда она рассказывала мне эти истории, но я не беспокоилась за нее и не осуждала. Я произносила это с благоговением.
Но она находилась в безопасности, заверяла она. Ее возвращения ждал этот дом – на этом ее истории заканчивались, скрывались за запертыми до утра воротами. Вот почему этот дом так притягивал меня – она выстроила в моей голове его высокие крепостные стены.
– Мы не знаем, что случилось, – сказал отец Лейси. – Здесь она должна была получить помощь.
Он выглядел сломленным. Вел себя так – что не укладывалось в моей голове, исходя из опыта общения со своим отцом, – будто его уничтожала одна только мысль о жизни без дочери.
У меня осталось одно ясное воспоминание из раннего детства о моем отце. Он разговаривал с другим взрослым, а я схватила его за штанину, чтобы привлечь внимание. Он посмотрел на меня свысока, и я подняла руки, думая, что он сократит расстояние и поднимет меня. Вероятно, я предполагала, что он усадит меня к себе на плечи, как поступали папы со своими маленькими дочками, потому что я была маленькой и его дочкой. Я почти чувствовала