и их дыханье,
в незримый бег, которым шар
меня сминает.
«соломенный кувшин дождя…»
соломенный кувшин дождя
зашитый в хворосте и в бездне
мороз в ладонь свою разъяв —
ещё немного и исчезнет
из-под повязки дождь пойдёт
звериной белою походкой
так человечек побеждён
что обнаружен он находкой
«Речь холодит. Сгорает жирный воздух…»
Речь холодит. Сгорает жирный воздух,
клубки деревьев распуская в птиц
горючий щебет, чья вскипает поступь,
рассыпанная выдохом их вниз
трещотка неба, стянутая лесой,
как плотью деревянной, нагота,
просыпана [меж пальцев] долго смотришь
и видишь^ черный шум и высота.
«так и не знаю ничего…»
так и не знаю ничего
иду на ощупь и на ощип
а слово, что под языком
всё так же жжёт меня,
полощет
ожога пятнышко – как смерть
пузырь проколешь
и увидишь
другое небо о другом
хоть с этим – проше
«Остановившись, смотрит этот сад…»
Остановившись, смотрит этот сад
вода, тебя отрывши, видит небо,
которым стал ты, если небеса,
склонились, как холмы, к земному зеву.
Бысть паузой и язвой в темноте,
вода глядит, перебирая гвозди
из глины красной средь своих корней,
плутая в небе на большом пороге.
«Слагая к звуку звук…»
Слагая к звуку звук
две птицы прорастают,
а выгнется земля
под снегом и – растают,
и будут тишиной,
дрожащей меж деревьев
прозрачною стеной
из пузырьков из света.
«Пока потерянные вещи…»
Пока потерянные вещи
меня устали здесь искать
и из Челябы этой вечной,
как чудо, водку иссекать,
когда клубится над долиной
трубопрокатною дымок —
то рыже-синий, то иссиний
горит в одышке голубок,
вода, как небо, стекленеет —
себя от лёгких оторвать
несётся, как наседка, слово,
страшать хоть что-то не назвать.
«Крысы блик бежит, по тротуару…»
Крысы блик бежит, по тротуару
рассыпая мокрые круги,
как колодец, что вокруг её поставил
чёрно-белые и не свои следы —
расступаясь, почва, перед нею
нарисует масляный маршрут,
где ростки пернатые, как щели и птенцы,
свет вероятный жнут.
«Тепло от выдоха до вдоха …»
Тепло от выдоха до вдоха —
так укрощаешь кожи ада,
и призываешь