Незадолго до рождения сына в Магдебургских школах (монастыри Либенфрауен, Берген и Домшуле) появилось несколько учителей удивительных способностей. Некоторые из этих молодых людей впоследствии стали по соседству священниками и оставались друзьями своих альма матер. Они образовали замечательный кружок, который занимался самым ревностным образом наипрекраснейшим делом – воспитанием. К ним присоединился мой друг Глобиц, и через него-то я и стал посещать этот кружок так часто, как мне позволяли мои обязанности.
Кроме всего прочего там шла речь о том, что учителя и воспитатели, действуя из наилучших побуждений, порой достигают очень малого, потому что придают, на мой взгляд, слишком большое значение природным задаткам людей. Мой же опыт убеждал меня в обратном. Я был уверен: природные задатки имеют гораздо меньшее значение, чем воспитание в первые пять-шесть лет жизни ребёнка. Конечно, способности у всех очень разные, но, как правило, при тех способностях, с которыми рождается большинство людей, от воспитания, верил я, зависит гораздо больше, чем принято считать. И чтобы заручиться поддержкой великого авторитета, я каждый раз цитировал утверждение Гельвеция: chaque homme communement bien organise peut devenir grand homme, suppose qu’il soit eleve comme il faut.[10]
Но все были против меня. И когда г-н Шрадер возвращался со мной и Глобицем домой, мы всё ещё продолжали обсуждать это, и я всё повторял то же, что говорил и перед всем собранием, а затем сказал следующее:
– Теперь следует мне, конечно же, умолкнуть, поскольку против меня вас 13 и даже 14 человек. Но я надеюсь доказать вам на деле, что я прав. Если Бог дарует мне сына, и если он – по вашему мнению – не окажется тупицей, что уж, конечно, зависит только от небес – то я, как давно уже решил, воспитаю его выдающимся человеком вне зависимости от того, какие у него способности!
Они поймали меня на слове. Глобиц только заметил при этом, что он вполне согласен с моими взглядами и попытался убедить Шрадера, что слово своё я, конечно же, сдержу. Хотя потом в беседе с друзьями он не раз говорил, что всё это всё равно невозможно.
Вскоре после этого Шрадер узнал от Глобица, что у жены моей родился сын. Он сообщил об этом друзьям и они все пришли посмотреть на меня и на моего мальчика. И каждый раз, когда я приезжал в эту часть страны или Глобиц появлялся у меня, они расспрашивали о положении дел и дотошно выпытывали, подаёт ли малыш какие-либо надежды на исполнение данного мной обещания.
Когда Карлу было от 4-х до 5-ти лет, я взял его с собой в Малый Оттерслебен[11]. Его увидел Шрадер, и мальчик очень ему понравился. И хотя он чувствовал, что никаких выдающихся способностей у Карла нет, но почему-то уже был уверен, что я преуспею в своём обещании. Так продолжалось до 1810 года, и с каждым годом Шрадер убеждался всё больше и больше в том, что всё у меня получится, что и выразил потом в письме ко мне. Письмо это более значительно и резко ещё и потому, что его личные наблюдения дополнились информацией от