те видели угрозу им, навеки
хотели всем укоренить,
что это новой жизни нить.
Ведь тот, кто лучше выглядит, накормлен,
обут, одет не по средствам,
то обязательно получит
навет, хоть не виновен, только «Аз воздам!»
неслось к тем мыслящим умам.
Если пытаться поискать начало
репрессий в той разорванной стране,
то отправной точкой причала
был год двадцать седьмой, где на коне
была идеология слепая,
что выжить можно лишь в войне.
В тот год в стране происходили
расправы массовые, в той волне
людей, которых убивали,
шпионами считали, что вполне
укладывалось в пониманье «красных»,
вредитель, саботажник – всё, что вне.
Был в том году СССР замешан
в крупный скандал международный, где тогда
на Лондон, якобы, напасть хотела
опасно «красная советская звезда».
Такой всем повод дал тогда
тот Лондон, что спонсировал всегда
тот бунт – переворот в России,
чтоб «красной» стала вся она.
Лондону нужен был лишь повод,
чтоб разорвать все отношения с Москвой,
а населению преподнесли как довод,
что саботажники хотят рулить страной,
и будто новой интервенции волна
нахлынет на страну сполна.
Ещё отличным поводом для власти стало
убийство в Польше «красного» посла,
под этим поводом немало
было расстреляно людей тогда.
Стреляли представителей семей дворянских,
в пособничестве и измене обвинив,
и, якобы, они творили
измену, всем об этом говорив
во всеуслышание. Чтоб им пусто было!
В пособничестве тяжко обвинив,
тогда в июне в том году арестовали
почти что 9 тысяч без причин.
А дальше, чтобы больше было всех причин,
состряпали дела, что, между прочим,
стали основой тех репрессий,
что к страху приводило любой чин.
Так, было Шахтинское дело,
когда в двадцать восьмом году
устроили процесс по шпионажу
для горняков Донбасса. Ту страну
пытались, якобы, ослабить
шахтёры, что вредителями стали,
чтоб погубить шахтёров борону.
53 шахтёра-инженера
были обвинены в измене, и грозу
вмиг создал прецедент порочный,
начав в крови топить страну.
Тогда шахтёры получили
тюрьмы от года и до 10 лет,
3 человека вовсе расстреляли
за то, что дерзок был ответ.
И ведь ни у кого не зародилось
сомненье – да каких же бед
мог натворить рабочий человек,
что в шахту лазал целый век?
Ни у кого к сомненью не взывала
душа, которая и так страдала,
живя в те годы, красные от крови
и смуты «красной» поневоле.
И лишь