«Вольво» шефа уже стоял у подъезда. Так бывало всегда, когда шеф собирался подкинуть мне новую работенку, о которой весь сонм его дипломированных вдоль и поперек комп-экспертов уже успел отозваться коротко и внятно:
– Безнадега!
Как правило, после такого диагноза шеф лично звонил мне, лил патоку в телефонную мембрану и на следующее утро заезжал собственной персоной.
Поначалу это льстило моему самолюбию.
Телохранитель шефа по кличке Десантура помахал мне из-за руля медвежьей лапой и оскалил в приветливой улыбке сорок восемь с половиной золотых зубов. Когда-то я наголову обыграл его в карты, не похваставшись этим ни единой живой душе, и с тех пор Десантура мне симпатизировал. Я был вторым человеком в мире, кому Десантура симпатизировал, – первым был он сам. По-моему, он меня жалел и часто спрашивал после утреннего кофе:
– Слушай, Гений, ты и впрямь цвета не различаешь?
Я устал объяснять ему, что дальтоники цвета в принципе различают, не различая оттенков, и мир не выглядит для них, то есть для нас, потрепанным черно-белым фильмом, но Десантура не верил.
– А какого цвета вон тот «жигуль»? – спрашивал он.
– Красного, – отвечал я и уходил.
– А вот и врешь! – радостно орал мне в спину Десантура. – «Жигуль» и вовсе оранжевый! Врешь, Гений!
И потом у него до вечера было хорошее настроение.
Я – дальтоник. Вернее, сейчас правильнее было бы сказать: я был дальтоником. И еще у меня нет музыкального слуха. Совсем. Неловкая акушерка, вытаскивая меня из моей вопящей мамаши, коряво наложила щипцы и не пожалела силушки – в результате чего головка невинного и некрещеного младенца оказалась изрядно сплющена с левой стороны. Сейчас это практически не видно; да и чудо-Верка, моя личная парикмахерша, настолько приловчилась прятать эту асимметрию, что я даже иногда нравлюсь девушкам. На первых порах. На вторых же они говорят, что я – бездушное чудовище, которому недоступна истинная красота.
Пожалуй, это правда.
Я был бездушным чудовищем.
И еще я был компьютерным гением.
– Добрейшее утречко! – бодро выкрикнул шеф, выбираясь из машины.
Его круглое щекастое лицо растянулось во все стороны самым добродушным образом, я уже почти дошел до него – и в этот момент «Вольво» набух сизо-огненным шаром, из которого нелепо торчала голова Десантуры, пламя скомкало шефа целиком, как бумажную фигурку, я почувствовал, что мне очень жарко, и увидел в сердцевине пылающего ада чью-то руку.
Она махала мне, словно приглашая войти.
Странная такая рука: тощая, жилистая, безволосая, покрытая необычной татуировкой… Я постарался приблизиться, чтобы рассмотреть татуировку, и мне это удалось – на предплечье гостеприимной руки скалился усатый дракон, топорща спинной гребень.
Потом я оглянулся и увидел самого себя.
Я лежал ничком