Уязвленная таким выводом, остаток дня я маялась, не зная, как быть. И не замечала, что часы пробили сперва семь, потом восемь. А потом шедшее на закат солнце позолотило последними лучами нашу скромно обставленную гостиную и окончательно упало за Неву.
Ильицкий до сих пор не вернулся.
– Извольте кушать пойти, Лидия Гавриловна. Стынет уж все.
– Иду-иду, Никита. Непременно. Евгения Ивановича только дождусь… – Я впервые за вечер посмотрела на часы.
Тот обиделся:
– Дык он когда еще явится… Могёт и вовсе не прийти – всяко бывало, – обнадежил меня Никита.
И вскоре раздумья, что мне сказать мужу, когда он вернется, отошли на второй план. Что, если он вовсе не вернется?
«…учтите, у меня есть связи. Я отомщю!!!!»
До одиннадцати часов, покуда домашние спали, я металась из комнаты в комнату, не находя себе места, а к половине первого всерьез решала, куда бросаться за помощью. В полицию? Лично к Степану Егоровичу, моему доброму другу, служившему теперь в городской полиции? Или же сразу к дядюшке? К дяде обращаться не хотелось… я вовсе зарекалась когда-то что-либо у него просить.
Но когда я была готова уж поступиться принципами, мой настороженный слух уловил щелчок от поворота ключа в двери. Рука сама потянулась к изящной статуэтке балерины на мраморном пьедестале. И только потом я выглянула в переднюю. Право, я ожидала чего угодно…
– Не спишь? – как будто не удивился Ильицкий. Увидел балерину у меня в руках, тяжело вздохнул, но тоже не удивился.
Лаковые его ботинки, как и ноги по колено, были перепачканы ошметками высохшей грязи.
Поставив балерину, я обнаружила, что у меня мелко дрожат руки. И с силою впилась пальцами в собственные плечи, чтобы это было не слишком заметно.
– А ты смог бы уснуть, ежели б я прогуливалась где-то до часу ночи?
– Вряд ли. – Он поднял на меня уставшие глаза. – Прости, Лидушка. Не думал, что задержусь так надолго. Прости, у меня было одно дело.
Нашу переднюю тем временем медленно, но верно заполнял аромат женских духов. Ее духов, флакон которых едва не разбился у этих дверей день назад.
И я, передумавшая уж всякое, тогда сообразила: может, первая моя догадка о нем и этой madame Хаткевич и есть истина? Может, все проще? А «месть» ее – это лишь месть брошенной женщины?
– Читал лекции в Университете припозднившимся студентам? – не сдержалась я.
И сама устыдилась своей истерики. Но не представляла, как мне оставаться спокойной, если пять минут назад я всерьез размышляла, куда в Петербурге увозят мертвые тела, найденные на улице. А он в это время где-то успел насквозь пропитаться женскими духами!
Однако Ильицкий ответил неожиданно честно:
– Нет, мои лекции закончились днем, вскорости после