Вещное право. Е. А. Суханов

(personal property), единым правом (single right) или «связкой прав» (bundle of rights), допускающей «расщепление» на отдельные правомочия, или «пучки прав». Принято считать, что оно во всяком случае включает в себя такие правомочия, как право владения (right to possess), право пользования (right to use an enjoy the thing owned), право потребления, разрушения и отчуждения имущества (right to consume, destroy or alienate the thing). В российской литературе нередко ссылаются на взгляды А. Оноре, который насчитал в англо-американском «праве собственности» до 10–12 различных правомочий собственника, причем способных в разных сочетаниях одновременно находиться у различных лиц[219]. Но и такое обилие правомочий само по себе недостаточно для характеристики права собственности в англо-американском праве. Примечательно, что и здесь распространено мнение о том, что ownership представляет собой не определенный «набор» известных прав (правомочий), а единое, «самое большое право или связку прав, которое может существовать в отношении имущества»[220], будучи при этом «наилучшим правом владения» (better right to possession) в сравнении с другими имущественными правами[221].

      Иначе говоря, ни в одном правопорядке содержание права собственности не сводится к исчерпывающему или иному формальному перечню отдельных правомочий собственника, которые отнюдь не всегда характеризуют реальное содержание предоставляемых ему возможностей. Не случайно дореволюционное российское законодательство также не сводило содержание прав собственника к известной «триаде» правомочий. Статья 420 ч. 1 т. X Свода законов говорила о власти собственника «исключительно и независимо от лица постороннего» владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом, а ст. 755 проекта Гражданского уложения – о «праве полного и исключительного господства лица над имуществом, насколько это право не ограничено законом и правами других лиц». Указание на «исключительность и независимость», или на «полноту» прав собственника по вполне понятным причинам исчезло в гражданских кодексах советского периода, ограничившихся формальным воспроизведением классической «триады» (ер. ст. 58 ГК РСФСР 1922 г. и ст. 92 ГК РСФСР 1964 г.). Это обстоятельство и породило теоретическую дискуссию относительно того, исчерпывается ли данной «триадой» содержание права собственности.

      В отечественной цивилистической доктрине характеристика правомочий собственника неизменно дополнялась различными указаниями на то, что собственник осуществляет их «своей властью и в своем интересе» (А.В. Венедиктов), «независимо от других лиц» (Д.М. Генкин, С.М. Корнеев), «по своему усмотрению» (Ю.К. Толстой) и т. д. Тем самым ученые стремились подчеркнуть, что помимо тех или иных формальных правомочий у собственника имеется еще нечто, что дает основание характеризовать присущее именно ему состояние (статус) как полное хозяйственное господство над присвоенной вещью, которое отсутствует у субъектов одноименных правомочий, входящих в содержание иных имущественных прав.

      Дело, следовательно, заключается не в количестве и не в названии правомочий собственника, а в той, по выражению