– Сюда, – сказал Броуди, направив фонарь на дверь.
При приближении я почуял слабый душок гари, не столь заметный, как следовало ожидать. Дверь была сломана, ржавые петли заскрипели. Глядя под ноги, я зашел внутрь. Место похуже кухни. Теперь явно ощущалась вонь. С голых стен отваливалась штукатурка, камин напоминал зияющую дыру. Однако запах шел не оттуда, а из центра. Посветив фонарем, я ахнул.
От жертвы не осталось практически ничего. Неудивительно, что Броуди был немногословен, отвечая на вопрос, сильно ли обгорело тело. Действительно сильно.
На полу лежала груда золы и жирного праха. Огонь поглотил косточки с той же жадностью, что кожу и ткани. Остались только крупные кости, торчавшие из пепла, как мертвые ветви из сугроба. Даже они были прокалены: углерод выгорел, оставив серую хрупкую субстанцию. Увенчивала картину надломанная скорлупа черепа.
Помимо тела, в комнате ничего не пострадало. Огонь испепелил лишь человека, превратив кость в пемзу, и не затронул предметы вокруг. Каменные плиты под телом почернели, а на расстоянии метра лежал обветшалый и грязный, но целехонький матрас. На полу валялись старые листья и ветви, однако пламя обошло и их.
Но самое страшное было не в этом. В немой шок меня привели две уцелевшие ступни и рука, опаленные до черноты.
Броуди подошел и встал рядом.
– Ну, доктор Хантер? По-прежнему считаете, что тут ничего подозрительного нет?
3
На улице завывал ветер – подходящий фон для жуткого зрелища. В дверях ахнул Дункан, увидев останки на полу.
Справившись с шоком, я начал оценивать ситуацию.
– Здесь не хватает света.
– У нас в машине есть переносной прожектор, – сказал Фрейзер и отвел взгляд от кучи гостей и пепла. Напустил на себя вид человека, видавшего виды, однако не очень убедительно. – Дункан, принеси. Дункан!
Молодой констебль продолжал пялиться, бледный как простыня.
– Ты в порядке? – спросил я, переживая не только за него. Мне не раз приходилось видеть, как юных полицейских рвет на труп. Это никому не облегчает работу.
Он кивнул, начиная приходить в себя:
– Ага, извините.
Дункан поспешил прочь. Броуди осматривал останки.
– Я сказал Уоллесу, дело странное, но он мне не поверил. Наверно, решил, что я стал слишком впечатлителен после стольких лет безделья.
Должно быть, так и было, но нельзя винить Уоллеса за сомнения. Картина оказалась столь безумной, что не поддавалась логике.
Тело – то, что от него осталось, – лежало лицом вниз. Не подходя ближе, я посветил фонарем на необгорелые конечности. Ступни уцелели чуть выше щиколотки, сохранившиеся кроссовки наводили ужас. Затем я поднял луч света до кисти. Она была маленькой и могла принадлежать небольшому мужчине или крупной