– Сердце? – одними губами спросила я.
Скривился. Значит – так себе.
– А мозг?
Кивнул. Вздохнула с облегчением – функционирует. Уже хлеб.
– Почки? – Столько жидкости вливаем.
Радостно улыбнулся.
Уф… Можно пока выдохнуть с облегчением.
Пошла дальше.
У остальных была приблизительно та же самая картина. На мгновение задержалась у учителя Ирвина. Посмотрела вопросительно – может, у него какие-то идеи есть.
– Зовите кого-то из родных, – выдохнул он. – Уходит.
Значит, все совсем плохо.
Кивнула. Присмотрелась к его пациенту – и с удивлением опознала… барона Гилмора. Того самого, что обвинил меня в совращении его сына. Да… Стихии шутят…
Вышла. В коридоре поймала одного из водников и отдала распоряжение прислать баронета Гилмора:
– Найдите и проводите его в палату.
– Слушаюсь.
Пришло время отправляться к моим центрифугам.
Там уже бытовики ждали емкости с сывороткой, чтобы ее продублировать. А принц Брэндон собственной персоной прибыл, чтобы повторить свой подвиг по очистке и дезинфекции центрифуги.
Хорошо, что кушеток, на которые мы все дружно рухнули после того, как со всем справились, поставили уже три.
– Тяжело так работать, – вздохнул Милфорд.
– И не говори, Эдвард, – насмешливо протянул наш ректор.
– Как Ричард? – спросили у меня.
– Без изменений, – ответила я незнакомому милорду, который называл сына императора по имени.
Он выдохнул. Покачал головой. И продолжил беседу уже спокойно. Даже шутливо.
– Вам в столичном университете очень… сложно. В военной академии все проще, на мой взгляд. Все ходят стройными рядами. От заката до забора.
Я улыбнулась. Вспомнила наши с Чуфи закаты. Вздохнула.
– Так говорит у нас один из кадетов, мастер Пауль Рэ. Он вообще выражается… своеобразно. Но смешно.
– Пауль Рэ Тигверд? Это брат Феликса?
– Совершенно верно, – просветил меня милорд, – есть еще третий сын – Рэм Рэ. Хорошие ребята. Входят в одну из сильнейших боевых пятерок курса.
– Это прекрасно! Но все же хорошо, что они учатся не у меня, – потер ладонями лицо милорд Швангау. – Хоть этой головной боли нет.
– У тебя своей хватает, Раймон. То девиц обучать велели, то преподавательница четырнадцатилетнего мальчишку соблазнила. Что ни неделя, ты со своим филиалом дома терпимости в газетах.
– Эдвард! – зарычал ректор университета.
Дальше я уже не слушала. Поднялась и пошла. У всех на виду я плакать не буду. Ни за что. Вот вышла – и хорошо. И ничего, что слезы уже текут. Значит, соблазнила. Значит, дом терпимости. Падшая женщина. Что