Абсолютную противоположность индийским доктринам и типам мы встречаем в религии и поэзии другого арийского племени, именно – у древних персов.
У индусов зло было необходимым, но только переходным проявлением реализации бытия, проявлением, которое когда-то, вместе с добром, должно было потонуть в лоне вечного небытия. У персов зло не тожественно с добром, но составляет элемент, существенно разнящийся от него, как по своей природе, так и по происхождению. У индусов Вишну и Шива, жизнь и смерть, – это два лика одной и той же творческой мощи; у персов же Ормузд и Ариман[12], – два соперника, враждующие друг с другом испокон века за владычество над миром, Ормузд когда-нибудь победит, но до этого ждать еще очень долго, а пока силы противников равны.
Мир, из-за которого шла борьба, – была прежде всего земля, и её обитатели – значит, человечество являлось осью, вокруг которой вращался маздеизм.
Так как болезни, голод, холод, докучливые насекомые, ядовитые гады, сорные травы, – одним словом, всё, что приносило вред здоровью, жизни и безбедному существованию человека, считалось делом Аримана, то усердному поклоннику Ормузда не достаточно было, как индусу, ограничиться только пассивными добродетелями: кроме молитв, чистоты и жертв, одним из главнейших обязательств иранца являлся труд в самом широком значении этого слова. Трудясь, он укреплял и расширял владычество своего творца и покровителя Ормузда, нанося единовременно удары могуществу их общего врага, Аримана:
Когда зерна хлеба всходят, тогда злые духи шипят;
Когда они выпускают ростки, тогда злые духи кашляют;
Когда появляются листья, тогда злые духи плачут;
Когда выходят толстые колосья, тогда злые духи отлетают,
– говорит один из отрывков Авесты, этой библии энергичных и подвижных жителей Ирана.
Сущность маздеизма, по-видимому, в течение веков подвергалась внутренним изменениям. В особенности огромное влияние, произведенное на религию Зороастром, вызвало магизм, который, приспособившись наружно к староперсидской религии, внес в нее новые элементы, туранско-аккадского происхождения (ср. Lenormant «La magie chez les Chaldéens» стр. 192–210). Вера в единовременное существование Ормузда и Аримана осталась и впредь главным религиозным догматом, но на них уже не смотрели, как на двух представителей двух различных сил и миров, а как на влияние одной и той же первобытной субстанции – «Зервана-Акарана» (безграничное время).
Таким образом, место безотносительного дуализма занял пантеизм, может, более глубокий с метафизической точки зрения, но менее энергичный и этически чистый. Книги после-Александровской эпохи заключают эту модифицированную доктрину, с которой правоверные почитатели Зенд-Авесты перед тем боролись долго и упорно. Дарий, сын Гистаспа, хвалится в надписях на скалах Бегистана, что, вступив на престол, он победил «ложь, внесенную магом узурпатором Гауматой» (псевдо-Смердесом). Со временем, однако, магизм, не отрекаясь