М. Хардт и А. Негри показали, что в экономической и политической жизни возникли новые фигуры: гегемония финансов и банки породили задолжавшего; контроль над информацией породил медиазависимого; режим безопасности сконструировал фигуру поднадзорного; разложение демократии выковало деполитизированную фигуру представляемого [5, с. 85–104]. Кратко опишем эти фигуры.
Задолжавший. Иметь долги становится условием жизни в обществе. Почти невозможно жить, не влезая в долги (кредит на обучение, ипотека, машина в кредит, услуги врача и т.д.). Система социальной защиты перешла от всеобщего благосостояния к всеобщему состоянию задолженности, поскольку займы стали основным средством обеспечения социальных нужд. Каждый выживает тем, что набирает долги и живет под грузом ответственности за них.
Следствия такого состояния разнообразны: ограничение и ликвидация сферы свободного выбора; должник – это несчастное сознание, делающее вину формой жизни; возврат диалектики раба и господина; превращение отношений обмена в иерархичное отношение должника к кредитору; превращение всего общества в фабрику; рост эксплуатации производительных способностей человека (тела, ума, общения, интеллекта, творчества, аффективных отношений); превращение ренты и долга в способ поддержки и контроля отношений производства и эксплуатации.
В целом движение от эксплуатации к задолженности соответствует преобразованию производства из порядка, основанного на прибыли, в порядок, основанный на ренте. При финансовом контроле над жизнью это стало неразличимым. Произошел возврат фигур долгового работника и крепостного.
Медиазависимый. В прежние эпохи политическое действие сковывалось тем, что у людей не было доступа к информации, средств для коммуникации и выражения своих взглядов. Сегодня репрессивные правительства тоже ограничивают доступ к веб-сайтам, закрывают блоги и страницы на «Фейсбуке», устраивают нападения на журналистов, перекрывают доступ к информации. Но информационные сети в конечном счете преодолевают все подобные барьеры.
Однако «проблема больше не в том, – пишет Делез, – чтобы люди себя выразили, а в том, чтобы обеспечить маленькие промежутки уединения и тишины, в которых они могли бы в конце концов найти что сказать. Репрессивные силы не пресекают самовыражение людей, а скорее заставляют их себя выражать. Это такое счастье, когда вам нечего сказать, право ничего не говорить,