То, что помню. Юлия Мидатовна Аметова

воспоминание, о котором я точно знала – это было. Но когда однажды, когда я стояла под ветлой и смотрела на тихий заросший зеленью пруд, я услышала далекую музыку. Была весна, и я подумала – у кого-то окно открыто и радио играет. Я посмотрела – откуда же окна и радио здесь, в ботаническом саду? Посмотрела выше, над деревьями в зеленоватой дымке, и увидела золотисто-розовый дом с темными окнами, который будто плыл в голубом небе с облаками над ботаническим садом. Это было странно и таинственно – деревья, листва, облака – и этот дом, будто парящий в воздухе.

      Потом, вспоминая этот момент, я много лет думала, что это все моё детское воображение – чтобы быть так высоко, дом должен был стоять на холме, а холмов там нет, и особенно высоких домов нет. С годами я решила, что, скорее всего, запомнила не реальный вид, а свою фантазию о чем-то. Ведь кроме меня этого никто не помнил – ни родители, ни подруга, с которой мы там когда-то гуляли.

      И вот прошлой осенью, когда было у нас время в выходной, мы с мужем поехали посмотреть Аптекарский Огород. Главным образом, я надеялась увидеть, не осталось ли там чего-нибудь от памятной ветлы Петра Первого. Я знала, что это дерево погибло и было срублено в девяностые годы, была в то время статья в какой-то газете, в разделе занимательных новостей. Но может быть, остался пень или от корня что-нибудь выросло?

      И вот мы подошли к пруду по той самой дорожке – и что же? От ветлы не осталось ни следа, а на том месте, где она росла, оказались какие-то странные широкие мостки из досок.

      Вот они, и я на них. А старые вётлы сохранились только на противоположном берегу пруда но, конечно, совсем не такие старые и огромные. Но зато пруд остался все таким же тихим и заросшим кувшинками, и ветки ив такие же седые, и зеленые заросли ботанического сада стали с годами еще гуще и зеленее. А над ними…

      А над ними плывет в небе золотисто-розоватый дом с темными окнами, только музыки не слышно, потому что осень и окна закрыты, и небо не голубое, а затянутое белесыми облаками. Но дом все тот же, и все там же, и он не сказка, не сон, а настоящая правда! Вот он.

      И теперь я с гораздо большим доверием отношусь к своим детским воспоминаниям – даже если чего-то никто, кроме меня, не помнит, это не значит, что этого не было. Я же помню!

      7. Лемешев и "лемешисты"

      В детстве я вообще не знала, кто это. Помню только, как мама делает погромче радио, почтительно говорит: "Лемешев!" и мягкий мужской голос поет: «Вижу чудное приволье, вижу реки и поля…». Эта песня и этот чистый мягкий голос – вот это для меня и был Лемешев. Потом уже я узнала, что это один из двух лучших теноров советской оперы, ведь их всегда было двое, всегда рядом – Лемешев и Козловский.

      Мама рассказывала мне, школьнице, как в студенческие годы, учась в Москве, она вместе с другими студентками была " лемешисткой". У студенток-поклонниц были две команды: "козловцы" и "лемешисты" (о "сырах" и "сырихах" я от мамы не слышала). "Лемешисты" ходили на спектакли с участием своего кумира, некоторые бегали после спектакля