Он внес огромный вклад в формирование Леи Гольдберг как поэта. В течение шести лет она была верна в сердце этой своей любви, которая не могла стать разделенной. Он открыл ей современных ивритских поэтов и прозаиков. Именно он научил ее чувствовать в ивритских текстах то, что она сама называла «ритмом текста». И если мы утверждаем, что миссией Леи Гольдберг было воспитание литературного вкуса поколений тех, для кого родным языком был иврит, – то же самое мы можем сказать и о Моше Франке. Он тоже выполнил свою миссию по воспитанию их литературного вкуса, опосредованно, через свою лучшую ученицу – воспитав литературный вкус Леи Гольдберг.
В девятнадцать лет, прощаясь со своей детской любовью, она напишет в одном из своих первых «взрослых» стихотворений:
Возможно, там уже давно весна в окне
и ты блуждаешь среди улиц по весне,
цветенья запах свежий ветер там несет,
я знаю это все,
я забываю все.
Возможно, кто-то позабыл средь площадей
крупинки света, что разбросаны везде,
как угольки, там чей-то смех на небесах,
и удивляется прохожий чудесам.
И я сюда же свои песни принесла?
Моя надежда истончилась и ушла,
твой смех чудесный позабыла я давно,
и даже если постучишься ты в окно,
то этот стук я не узнаю все равно.
Возможно, там идут осенние дожди,
возможно, ты блуждаешь где-то там один,
и ветер листья пожелтевшие несет,
я знаю это все,
я забываю все…
И Нахум Левин, и Моше Франк репатриировались в Эрец Исраэль и прожили долгую и плодотворную жизнь. Первый из них и не подозревал, что был в юности предметом любви Леи Гольдберг. Второй, видимо, догадывался, но для него она была просто очень