Сгорбленный, в длинном черном сюртуке, опирающийся на трость с круглым золотым набалдашником. Волосы, обрамляющие большую лысину, торчали характерными вихрами, как у немецких профессоров – кабинетных ученых.
Грим поистине был великолепный, и я не мог удержаться от восклицания восторженного удивления.
– Ну-с, доктор, едем! Вези известного профессора к твоему доброму дядюшке. Кстати, сегодняшнюю ночь я хочу провести под его гостеприимной кровлей.
– Но как это устроить? – спросил я Путилина.
– Очень просто. Ты заявишь, что я хочу понаблюдать за больной в течение ночи-другой, а может быть, и третьей. Надеюсь, что в доме господина Приселова найдется комната для ночлега?
Через полчаса мы входили с Путилиным в роскошную квартиру Приселовых.
В передней элегантный господин Приселов во фраке собирался уже облачаться в пальто.
При виде Путилина сильное изумление отразилось на его лице.
– А-а, доктор, добро пожаловать, – радушно проговорил он, смотря с недоумением на моего знаменитого друга.
– Позвольте вам представить, господин Приселов, моего старшего и уважаемого коллегу, профессора-невропатолога… Вишневецкого… – начал я, называя Путилина первой попавшей на ум фамилией. – Я пригласил его на консультацию, так как считаю болезнь вашей племянницы довольно сложным медицинским случаем.
Путилин и Приселов обменялись рукопожатием.
– Очень вам благодарен, доктор, за вашу любезность, но… разве действительно болезнь моей племянницы опасна?
– Не скрою, что случай довольно опасный. Силы больной тают с какой-то непонятной быстротой.
– Посмотрим, посмотрим… – потирая руки, проговорил Путилин, входя в залу. – А больная у себя? Она лежит, коллега?
– Сегодня она пробовала вставать, но вот недавно, почувствовав сильную слабость, легла, – поспешно ответил Приселов.
Мы втроем направились в комнату больной. В небольшой комнате, роскошно убранной, с массой мягкой мебели, ковров, на кровати лежала моя пациентка. Прелестная молодая девушка, нежная, была сегодня особенно бледна. Глаза горели особым блеском, синие круги окаймляли лентой эти широко раскрытые глаза.
– Ну, как мы чувствуем себя сегодня, милая барышня? – задал я мой обычный вопрос красавице-девушке.
– Очень плохо, доктор, – тихо слетело с бледных губ ее. – Все кружится голова, и сердце все замирает.
– Ничего, ничего, вот профессор, мой друг, поможет вам, барышня.
Путилин с видом заправского профессора подошел к больной.
Он взял ее за руку, вынул часы и стал следить за ударами пульса.
– Скажите, пожалуйста, мадемуазель, когда вы чувствуете себя особенно плохо?
– По утрам, профессор, – прошептала сиротка-миллионерша.
– Как спите вы ночь?
– С вечера я засыпаю спокойно, хорошо… Но среди ночи я просыпаюсь от какой-то свинцовой тяжести, которая душит мою грудь. Мне как бы не хватает воздуха. И воздух мне кажется