Пока поют соловьи. Олег Ёлшин

огромную скульптуру, с которой все и началось. На постаменте было начертано ваше имя, и я недоумевал. Простите, но в голову лезли самые идиотские мысли: Интересно, чтобы поднять такой кусок бронзы – какие у ее автора руки? А ноги? Чтобы под таким весом устоять – какой они должны быть толщины? Женщина – титан? Женщина – атлант? А какой, простите, у нее торс, зад? Она сделана из камня? А какие у нее мышцы, пальцы рук, а грудь? На какое животное должно походить существо женского рода, работавшее с таким материалом? Интересно – каких она родит детей? Гигантов? Женщина—скала, высекающая искры из куска мрамора или гипса. А стоит ей прикоснуться к лишнему фрагменту гранита – пожалуй, он тотчас превратиться в пыль. Так думал я, оглядывая скульптуру, уже не в силах сдерживать смех. Люди, находившиеся в зале, с недоумением на меня смотрели, но я не мог скрыть своего настроения. Уже как ненормальный хохотал. Это был странный приступ. В этот миг меня не интересовало эстетическое восприятие скульптуры – лишь видел образ колосса в женском одеянии, сотворившего подобное, что меня чрезвычайно веселило…

      Прошло время. Я об этом забыл. Но однажды в Париже, проходя мимо одного из художественных салонов, увидев вывеску «Работы Гобера и его учеников», решил зайти. Сразу же вспомнил – все говорили, что та особа исполинских размеров и непомерной силы – его ученица. А потом, когда мне в зале, заставленном огромными скульптурами, показали вас, я был потрясен. Передо мной стояла миниатюрная девушка. Нет, женщина. Совсем еще юная чудесная женщина с прекрасными глазами, удивительными тонкими руками, и взглядом, в котором помещался целый мир. Я подошел, что-то спросил. Вы что-то ответили, кивнув в сторону скульптур, и перешли в другой конец зала к своему учителю. Вы меня не помните. Случилось это лет пятнадцать назад. Но, дело не в этом. В салоне была толчея. Все о чем-то говорили, спорили, ругали или хвалили. Так обычно бывает в подобных местах. А я снова искал возможность приблизиться к вам. И опять эти глаза, их глубина – океан, куда меня не допускали, где мне не было места. Он был загадочным, словно находился на другой планете, наполненный неведомыми желаниями, мечтаниями, потаенными страстями. Да-да, страстями! А еще эти тонкие нежные руки. И откровенный взгляд, которым вы изредка втайне, как вам казалось, одаривали Гобера. То были мгновения, когда в ваших глазах зажигались огоньки красивой, утонченной, нежной женщины. Не скульптора, а именно женщины. Страстной и волнующей. С нескрываемым темпераментом и неподдельным обаянием, которым обладают лишь немногие представительницы вашего пола. И все это вы отдавали только ему. На остальных вам было наплевать, впрочем, как и на меня. Хотя, как мне тогда показалось, Гобер не удостаивал вас таким же вниманием. Ему тоже было на вас наплевать. Он встречал гостей, что-то говорил, показывал, торговался, продавая свои творения, рядом с которыми скромно помещались работы учеников. И снова шум голосов, нагромождение каменных, гранитных или бронзовых глыб и изваяний. А я продолжал наблюдать. Меня не интересовали