Весной 1919 г. Одессу, где я жил в то время, захватили красные – атаман Григорьев. Я и мои друзья Витя (15 лет) и Алеша (16 лет) волею судеб остались под их властью. Никто из нас троих не имел понятия ни о марксизме, ни о программе большевицкой партии, но мы знали, что большевики, разрушив армию и страну, заключили позорный для России Брест-Литовский мир, и стали свидетелями творимых ими насилий и бесчинств, террора и голода. Поэтому мы были непримиримыми врагами этой власти и искали возможности начать с ней борьбу. Вскоре для этого представился случай: в Одессу пришёл пароход с солдатами, сражавшимися на Салоникском фронте. Они группами бродили по городу, ожидая решения своей участи. Несмотря на грозившую нам опасность, мы, встречая такие группы, вели среди них антибольшевицкую пропаганду. Продолжалось это недолго – дня через два-три эти солдаты исчезли. Тогда мы решили действовать иначе.
Побег
Мы собрались бежать в Белую армию. По ходившим в городе слухам, добровольческие части, не нашедшие при эвакуации места на кораблях, отступили к Румынии; румыны переправили их на Дон. Основываясь на этих слухах, мы решили бежать на Дон тем же путём.
Никому ничего не сказав, мы отправились к морю, взяли напрокат лодку и отплыли настолько, чтобы видеть лишь очертания берега (в то время удаляться от берега разрешалось не более чем на 200 метров). Повернув на запад, мы двинулись к намеченной цели. Ночью, утомившись от гребли, подошли к берегу; отдохнули несколько часов и с рассветом продолжили путь.
Отправляясь в плаванье, мы не взяли с собою никакой еды: брать было нечего. По карточкам выдавали по 100–150 граммов хлеба, на базаре продавались лишь кабачки. К полудню нам так захотелось есть, что мы решили подойти к берегу и поискать в какой-нибудь деревне еду. Не имея понятия, что находимся в километре или двух от Днестра, мы приблизились к берегу и… попали в руки пограничной береговой заставы.
Захватившие нас красноармейцы постановили тут же нас ликвидировать как шпионов. Спасло нас то, что какой-то начальник, наблюдавший всю эту картину из домика на пригорке, решил нас перед расстрелом допросить. После допроса он отправил нас в тюрьму в Овидиополь. Так как мы не предвидели, что можем попасть в руки большевиков, то заранее ни о чём не договорились. Лишь в последнюю минуту перед арестом решили говорить, что отправились из голодной Одессы искать, где можно купить хлеба.
В Овидиополе нас сразу же поодиночке подверг допросу какой-то молодой еврей в студенческой фуражке. Обвинены мы были в контрреволюции, шпионаже и юдофобии (тогда термин «антисемитизм» ещё не вошёл в моду). Единственной уликой служило наше появление в море в 70–75 километрах от нашего местожительства.
Допрашивали нас несколько дней и ночей. Допросы оказались для нас тяжёлыми. Проходили они, правда, без физического