В Джолиет мы прибыли в девять часов утра, и к этому времени я успел его более-менее урезонить. Его дядя – старый человек, объяснил я, и впал в заблуждение. Он обманулся, это несомненно. У него, может быть, слабое сердце, и при виде племянника, вдруг появившегося на дорожке, он может просто умереть.
В глубине души я, понятно, надеялся, что мы можем прийти к какому-то компромиссу. Если уговорить Косгроува, чтобы он за умеренную сумму лет пять побыл в нетях, тогда, пожалуй, все обойдется.
Так что со станции мы пошли в обход городка и в гнетущем молчании преодолели полмили до дома доктора Хардена. Шагов за сто я остановился и сказал Косгроуву:
– Подождите здесь. Я должен подготовить его. Через полчаса вернусь.
Он сперва возражал, но в конце концов хмуро уселся в густой траве у обочины. Я отер испарину на лбу и пошел по дорожке к дому.
Сад доктора Хардена был залит солнцем; цвела японская магнолия и роняла розовые слезы на траву. Я увидел его сразу: он сидел у открытого окна. В комнату лился солнечный свет, ложился продолговатыми клетками на его стол и разбросанные бумаги, дальше – на живот самого доктора Хардена и выше – на щетинистое лицо под белой кровлей. Перед ним на столе лежал коричневый конверт, и худые пальцы доктора перебирали только что извлеченные из конверта газетные вырезки.
Я подошел довольно близко и, стоя под деревом, хотел уже заговорить с хозяином, как вдруг увидел девушку в бордовом платье – пригибаясь под низкими ветками яблонь в северной части сада, она тоже шла к дому. Я отступил, а она остановилась прямо под окном и без всякого смущения заговорила со знаменитым доктором Харденом.
– У меня к вам разговор, – с места в карьер начала она.
Доктор Харден поднял голову, и из руки у него спорхнула вырезка из газеты «Филадельфия пресс». Я подумал, не та ли это статья, где его назвали «новым Святым Иоанном».
– Об этом вот, – продолжала девушка.
Она вынула из-под мышки книгу. Это была «Аристократия иного мира». Я узнал ее по красной обложке с ангелами в углах.
– Об этом вот! – рассерженно повторила она и швырнула томик в кусты, где он безутешно приземлился между двух роз.
– Мисс Талия, почему?!
– Мисс Талия, почему! – передразнила она. – Старый дурак, вам бы навешать за эту книгу.
– Навешать? – В голосе доктора Хардена послышалась маленькая надежда, что это означает какой-то новый знак признания.
Но ясность наступила быстро.
– Навешать по первое число, – не унималась она, – слышите?! Господи, простых слов не понимаете? В школе не учились, студентом не были?
– Я не знал, что студенты обучаются на Бауэри[1], – холодно ответил доктор Харден. – Навешать можно что-то на весах, и я никогда не слышал, чтобы это делали на человеке. А что до книги…
– Это позор на весь мир!
– Если вы прочтете эти вырезки…
Она поставила локти на подоконник и, казалось, сейчас полезет в комнату; но она вдруг