Когда я немного оправился, молодой человек рассказал мне, что с ним было после того, как его зачислили в мертвые. Три месяца в немецкой тюрьме… десять месяцев в госпитале с воспалением мозга… еще месяц до того, как он смог вспомнить свое имя. Через полчаса после прибытия в Нью-Йорк он встретил старого друга, который посмотрел на него, подавился воздухом и свалился замертво. Когда друг ожил, они пошли в аптеку-закусочную выпить по коктейлю, и там за час Косгроув Харден выслушал такую историю о себе, какой не приходилось слышать ни одному человеку на свете.
Он поехал на такси в книжный магазин. Нужная ему книга была распродана. Он сразу поехал на поезде в Джолиет, Огайо, и игрою случая книга оказалась у него в руках.
Первой моей мыслью было, что он шантажист, но, сравнив его с фотографией на странице 226 «Аристократии иного мира», я убедился, что он несомненно Косгроув П. Харден. Он похудел и постарел по сравнению со снимком, усов не стало, но это был тот же человек.
Я вздохнул – глубоко и трагически.
– И продается лучше любой фантастики.
– Фантастики! – сердито подхватил он. – Это и есть фантастика!
– В каком-то смысле, – согласился я.
– В каком-то! Это чистая фантастика! Налицо все отличительные свойства фантастики: это длинная душистая ложь. Вы назовете ее фактом?
– Нет, – спокойно ответил я. – Назову этот род литературы средним между документом и домыслом.
Раскрыв книгу наугад, он горестно вскрикнул, отчего рыжая девушка по соседству прервала полуфинальный, видимо, матч по крестикам-ноликам.
– Смотрите, – простонал он. – Смотрите! Написано: «Понедельник». Задумайтесь о моем существовании в «том краю» в понедельник. Я вас прошу! Посмотрите! Весь день я провожу за тем, что нюхаю цветы. Видали? Сто девяносто четвертая страница наверху – я чувствую, как пахнет роза.
Я осторожно поднес книгу к носу.
– Ничего не чувствую, – сказал я. – Может быть, типографская краска…
– Не нюхайте, – крикнул он. – Читайте. Я нюхаю розу и на двух абзацах впадаю в восторг по поводу инстинктивного благородства человека. От одного легкого аромата. Затем я посвящаю час маргариткам. Господи. Я никогда не смогу показаться на встрече выпускников.
Он перелистал несколько страниц и снова замычал.
– Тут я с детьми – танцую с ними. Я провожу с ними целый день, и мы танцуем. И хоть бы приличный шимми. Нет, мы выделываем что-то эстетическое. Я не умею танцевать. Я не выношу детей. Не успел я умереть, как превратился в помесь нянечки и артиста кордебалета.
– Но послушайте, – сказал я с укоризной, – считается, что это очень красивое место. Видите, описана ваша одежда. Вы одеты… посмотрим… – во что-то воздушное. Оно развевается