Мачеха, кубыть как дважды учёная, гоняить свою дочку – скажем, Варвару, – как сидорову козу, штоб она скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела – и т. д. А падчерицу – скажем, Снежану, – понятно дело, холить, балуить, подарками задариват, на балы посылат с начальством знакомица на предмет вхожденья в высший круг, штоб не своим умом и талантом жить, а на чужой шее. Короче, к бедам и испытаньям всяким растёть Снежана непривыкшая. И вот наступает час, так сказать, испытаний: мачеха решила, што ужо довела падчерицу до кондиции и пора на ей, наименее ценном члене ихнево коллективу, проверить на вшивость воеводу Морозко – то исть, каки́ таки подарки тот готов выложить по запланированному в етой сказке случаю.
Мужик, конешно, был законченный подкаблушник – иначе как бы согласился везти дочку в трескучий мороз в лес и там бросить. Конечно, затужил, поплакал, как положено, однакость делать неча, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:
– Садись мила дочь, в сани.
Повёз бедняжку в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал. А в нашем царстве-государстве за главново как раз и выступаить тот самый Морозко, который всё подмораживаить: политический климат, оппозицию, социальные лифты, парламентскую деятельность – хобби у ево такое.
И вот сидить Снежана под елью, дрожить, озноб пробираить. Вдруг – чу! – невдалеке воевода по ёлкам потрескиват, с ёлки на ёлку поскакиват, пощёлкиват. Очутился на той ели, под которой девица сидить, и спрашиваить ея сверху:
– Тепло ли табе, девица?
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко подморозил солидарность и ишо гражданску активность, сам потрескиват, пощелкиват:
– Тепло ли табе, девица? Тепло ли табе, красная?
Она чуть дух переводить:
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко заинтересовалси, подморозил до кучи расходы на образованье и науку, спрашиваить:
– А как звать-величать табя, красавица?
– Снежана Былдовна, – еле шевелить губами девушка.
Морозко ишо ниже спустилси, пуще затрешшал, сильнея зашшёлкал, экономику вконец заморозил, а судебныя расследования против малых и средних предпринимателей, наоборот, рассупонил:
– А таперь тепло ли табе, Снежана, тепло ли табе, Былдовна?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелить:
– Ой, тепло, Морозушко, тепло, ты наш свет в окошке и солнышко ясное!
– Ах ты, моя лапушка! – заценил Морозко девицу, перестал в ей сумлевацца, окутал тёплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами и взял на заметку как ценный кадр.
А мачеха