Дарвин сам постепенно стал бояться разрушительного фактора, который заложен в его системе. Поэтому он склонялся всё более и более к ламаркизму. Альфред Уоллес пытался признать «вмешательство Бога» в ключевых (с его точки зрения) моментах становления природы: происхождение живой клетки из неживой, животного из растения, человеческого самосознания – то есть приписывал Богу управление процессом разрушения в целях созидания. Дарвинистское сознание является сознанием религиозным, но не христианским. Вейсман декларировал, что «Мы должны принимать его (естественный отбор) потому, что явления эволюции и приспособления должны иметь естественное объяснение». Л. С. Берг, приведший это высказывание Вейсмана, справедливо замечает, «подобный ход мыслей пресекает дальнейший прогресс науки». Берг также приводит обширную выписку из Аристотеля, который, оказывается, давно уже «открыл эволюцию путём естественного отбора с тем, однако, чтобы категорически отвергнуть подобный путь рассуждения. «Ничто не ново под луной» – восклицает Берг.
Игнорирование личного фактора сознания имеет еще одну интересную сторону: мы мыслим, что наш маленький шарик – Земля – подвешен в гигантском аппарате (наподобие аппаратов для улавливания частиц). Но мы живем в мире, где этот аппарат представлен нам в виде кода с очевидной целью, чтобы мы думали в согласии с ним – солнышко восходит с Востока и заходит на Запад; появляется месяц-месяцович и т. д. Мы живём в своем роде в Раю (переход этой реальности в сферу мыслительного представления о механизме вселенной вполне соответствует средневековой картине, изображающей монаха, разбивающего на краю земли свод небесный и просовывающего руку в отверстие), а тот Рай, в котором были созданы Адам и Ева, не являлся ли раем в рае? Иными словами, не был ли это код уже по отношению к внешнему раю? Тогда, например, отсутствие энтропии в природе (энтропии, которая появилась в результате падения человека) выражалось в коде внутреннего рая полной регенерацией клеток всего живого («Смерть не покоится на чисто внутренних, лежащих в природе самой жизни, причинах» – Вейсман; «для меня не подлежит сомнению: что способность молодеть, действительно, присуща живой материи» – Е. А. Шульц).
Если утром рано я спрошу, встало ли солнце, то я не ожидаю (и не хочу ожидать), чтобы мне рассказывали о механизме вселенной. И вот, в природе этим простым взглядом мы видим только один