– Иногда так случается, что что-то из Священного Писания попадает в стихи, но прямо как источник вдохновения – такого я за собой не замечал. Скорее источник вдохновения, если высоко брать – Дух Святой, Божественное. Я верю как создание Божье и как верующий человек, и как крещёный, что моя личность соединяется с Богом через личность Иисуса Христа. И это накладывает отпечаток на то, что ты делаешь, как поступаешь.
– Да.
– На то, как складываются твои отношения с людьми. И, в частности, это накладывают отпечаток и на то, как ты пишешь – на форму.
– У меня к Вам еще вопрос. Вы ведь говорили, что звуки могут убить.
– Могут.
– Но тогда они могут и возродить? Каков механизм здесь работает?
– Каков механизм я Вам не могу сказать. Но у меня был такой случай. Я написал и вижу, что это стихотворение я никогда не буду читать сам себе, и никогда никому его не дам. Я вижу, что человек прочтёт и может умереть. А там ничего особенного нет, абсолютно.
– Откуда смерть попадает в стихотворение, в распределение этих звуков?
– Откуда? Через дьявола.
– Сказать так – это вовсе ничего сказать.
– Почему? Вы открываете дверь, обычно она была закрыта. Вы так делаете, что приоткрываете щелочку. Он прошёл и делает своё дело.
– То есть во время вдохновения художника может открыться дверь?
– Может. И чем талантливее художник, тем больше шансов у него либо открыть, либо закрыть дверь.
– Ясно. Тогда скажите мне, пожалуйста, почему те стихи, которые Вы писали в 50-е годы, пользовались таким успехом. А то, что Вы делаете сейчас, это что – мало кто может расслышать?
– Я не знаю, кто не может расслышать. Я считаю – не понимают поэзию, вот и всё. Им нравится то, что нравилось – чувственность и ещё что-то там такое. А это проба, проверка – раз ты не видишь здесь, не чувствуешь гармонии, значит не понимаешь поэзию. Вот и всё, и кончен разговор. Ты на низком уровне находишься.
– Пророчества делать очень трудно. И все же… Как Вы видите, куда движется духовная жизнь России, поэтическая жизнь России?
– Она движется вот куда. Чем талантливее человек, тем меньше он будет заметен. Потому что он никому тут в обществе не нужен. Общество сегодня стоит на такой низкой стадии восприятия, что настоящее искусство нужно лишь единицам, но как его донести до этих людей? Они разрознены. И образуются какие-то узкие кружки. Мне одна девушка, поэтесса, подарила тетрадочку. Она мне нравится, но я сразу написал, что особенно ты не будешь никогда известна, хотя стихи неплохие. А галиматью, которую пишут в газетах, её ведь читать невозможно. Это просто какая-то какофония.
– У Вас есть друзья-поэты,