«И вот ситуация, – продолжала Карпова, – Майя болеет, Ника полоумная, страна разваливается, Горбачев что-то мямлит. Я начала торговать тарелками, картинами и турецкими джинсами, ездила в Польшу, Румынию, Грецию и на Кипр, благо проезд мне почти ничего не стоил, так как от моей гостиницы за границу ходил теплоход. Никаноркин, Майка и Ника оставались сами. Ника раздражала его своим громким голосом, он ревновал ее к стихам, хотя его последние стихи были пропитаны Никиным мировоззрением. Кроме того, он так скандалил с Майей, что однажды сказал: “Или я, или Майя”.
Обиженный, он ушел в Дом творчества, где ему дали однокомнатный номер со всеми удобствами. Литфонд помогал ему – он жил там бесплатно, иначе не выжил бы. Я осталась с тремя девочками – Майкой, Никой и младшей сестрой Светочкой. Добрая Ника навещала его. Он ни разу не спросил: “Как ты, Никуша? Есть ли у вас деньги? Как вы живете?” Я возненавидела его. Отдала ему любовь и молодость».
Эти далеко не правдивые слова были произнесены через 20 лет после смерти Никаноркина. Что же тогда говорилось ему при жизни? Корреспондент «Комсомолки» Валентина Николаева, приезжавшая в Ялту в феврале 1983 года, свидетельствует: «Что касается дедушки, то его следов точно не было ни в квартире, ни окрест. Может, был в отъезде? Иначе я не упустила бы возможности встретиться с ним, да еще с писателем…» Без сомнения, жена и дочь сделали все, чтобы эта встреча не состоялась, потому что она могла поставить под сомнение публикацию статьи, ставка на которую была велика.
И уж совсем жуткую историю поведала мне Лушникова. «Дедушка Ники был очень приличным человеком, самым благородным в их семье, – рассказывает она. – Он ходил в кухню по маленькой тропиночке, чтобы поставить чайник и вскипятить воду. Готовить на кухне ничего не мог – его туда не пускали. Справлять нужду должен был, извините, в банку у себя в маленькой комнате, в которой жил. И если забывал эту банку вынести, то его ругали на чем свет стоит. Поэтому Анатолий Игнатьевич чаще жил в Доме творчества. Людмила и Майя считали, что у него много денег и что он должен их содержать. Когда Машка была маленькая, они уходили и ее на него оставляли (повторение истории с Никой. – А.Р.). А так с ним не общались. Его в семье никто ни по имени, ни папой не называл, его называли только “сосед”, говорили: “Вот сосед с чайником идет, чтобы сделать кипяток”. Никаноркин мне жаловался: “Я так переживаю и понимаю, что они загубят Никушу, но меня к ней не подпускают”».
Если творческая судьба Никаноркина сложилась более-менее