Последние 5 км – страшные мучения. Идти не могу, бежать – тоже. Останавливаюсь, сажусь на дорожный бордюр, массирую каменеющие ноги. Потом иду несколько шагов, перехожу на бег. Через метров 150 ноги снова становятся безжизненными.
Время на финише – 3 часа 50 минут. Закончил дистанцию с пульсом 170. Через полчаса пульс упал до 110, а часа через три был повышенным, но в пределах нормы – 85. Обычное восстановление, как после 25 километров.
Домой ехал полуживым. Когда в метро мне всего на одну остановку не хватило сидячего места, вдруг перестало хватать кислорода. Потом место освободилось, но и сидя я не мог найти позы, чтобы успокоить дурноту. Пришлось ткнуться головой в сложенные на коленях руки.
Дома быстро пришел в себя. Даже в ванной лежать более 10 минут не смог. Никакой эйфории, в отличие от первого марафона. И прекрасно спал ночью. Подкачали только ноги, которые побаливали при движении. Все-таки я оказался не готов в нужной мере. Вероятно, тренировочная дистанция должна была достигать 30 километров, а несколько раз надо было преодолеть и 35.
Я рассчитывал, что непременно выйду на марафонскую дистанцию снова. И готовился. Но жизнь устроена по своим законам. Больше в марафоне я не участвовал. Подготовился к старту на следующий год, но меня срезала медицинская бюрократия – слишком рано пошел получать справку из спортивного диспансера. И за день-два до старта, когда уже поздно было снова проходить всех врачей, я не был допущен до регистрации. Умолять врачей заменить справку без осмотра гордость не позволила.
Потом я начал подготовку к марафону 1990 года. И довел обычные забеги до 20 км. Но после выборов, состоявшихся в этом году, я стал депутатом Московского совета народных депутатов, и навалились дела, которые почему-то казались сверхважными, и тренировочный график пошел прахом. К тому же родился второй сын, и жене надо было помогать.
Политика заставила вообще бросить участие в соревнованиях, ограничиваясь тренировочными забегами вблизи места жительства. А через пять лет занятия бегом оборвали травмы, которые давали знать, что молодость уже давно позади. За десятым километром дистанции несколько раз у меня происходило растяжение в коленном суставе. Пришлось поддерживать физическую форму с помощью пудовой гири, которая хранилась у меня под диваном.
Марафон был для меня определенного рода индикатором – показателем внутренней энергетики, избыток которой мог быть растрачен именно таким образом. И многие, кто выходил со мной на дистанцию, не были профессиональными спортсменами. Просто им было мало ходить ежедневно на работу, а вечером – смотреть телевизор. "Агон" подхлестывал их, толкал к испытаниям.
Падение массового спорта в 90-е состоялось именно потому что народ потерял энергию в суетливых поисках путей к обогащению, в авантюрах финансовых "пирамид", в бесплодных