Ухватил зубами длинную вкусную цепь и поволок ее под кровать – это дело надо было немедленно перепрятать. Он хорошо усвоил одну истину, известную людям: подальше положишь – поближе возьмешь. Вначале заволок гирлянду в подкроватное пространство, потом, поразмышляв немного, уволок сосиски под шкаф – там места хоть и меньше, но найти краденое будет труднее.
Отгрыз одну сосиску и с удовольствием съел ее. Вкусно! Чем еще была хороша эта сосиска? Оболочка на ней была не целлофановая, как на многих других сосисках, а белковая, которую можно было есть. И, подкопченная, очень аппетитно пахла.
Целлофаном же, если будешь его есть, обязательно подавишься. Поразмышляв немного, Хряпа съел еще одну сосиску, оставшуюся часть снизки старательно прикрыл газетой – притащил ее из прихожей, «стибрил», как любили говорить в широковском детстве и, сопя озабоченно, натянул сверху на сосиски.
С чувством отменно выполненного долга Хряпа удалился в прихожую, где у него стояло свое собственное плетеное лукошко, похожее на гнездо вороны.
– Ну, жук навозный, ну и жу-ук, – рассмеялся Широков, понаблюдав за действиями предприимчивого хорька, вытащил сосиски из-под шкафа, обмыл в большой алюминиевой миске – Анна Ильинична признавала только алюминиевую посуду, – и вновь засунул снизку в холодильник. Напоследок похвалил Хряпу: – Настоящий предприниматель! – Добавил, будучи уверенным в том, что говорит: – Либерального толка!
Хорьки нравились ему, были они красивы, изящны, привлекательны. Особенно Хряпа. Тело у Хряпы было длинное, гибкое, как у таксы. Внешность Анфисы была попроще, поскромнее, хотя природа обычно распоряжается наоборот – в подавляющем большинстве случаев самки бывают наряднее самцов.
Исключения конечно же есть. Взять, к примеру, уток. У уток самцы гораздо привлекательнее самок…
Некоторое время хорьки стояли около Серого неподвижно, что-то соображали про себя, дивились, а может, просто изучали изуродованного пса и гадали, какие взаимоотношения сложатся у них с ним и вообще сложатся ли? – потом Хряпа осторожно выдвинулся вперед, оглянулся на Анфису.
Та сделала головой несколько изящных кивающих движений – похоже, одобрила действия своего благоверного, и Хряпа, осмелев, еще на несколько шажков придвинулся к Серому, аккуратно, почти невесомо потрогал его лапкой.
Из глотки Серого, откуда-то изнутри, донесся рычащий хрип, хрип был глухой, но хорошо слышимый, – и Хряпа поспешно откатился от пса, испуганно зашевелил усами.
А Анфиса, та даже присела, прижалась к полу хаты, стремясь стать плоской, невидимой, но это ей не удалось.
Прошло минут пять, прежде чем хорьки пришли в себя. Переглянулись озабоченно – не знали, как вести себя дальше. Тем более что у пса этого, неожиданно сделавшегося их соседом, имелись, надо полагать, хорошие зубы – такие же,