Посланцы современного наркома были похожи на теплую столичную компанию, собравшуюся в веселых забавах провести время: два парня с сытыми лицами и две девчонки с голыми соблазнительными коленками, сопровождавшие парней, видимо, в качестве секретарш…
Широков почувствовал, как что-то остро укололо его в подгрудье, недобро сощурился:
– Позвольте спросить, господа хорошие, зачем вам эта карта?
– Как зачем? – старший этой теплой группы топнул ногой с такой силой, что толстая ляжка задрожала у него, будто студень. – Как зачем?
– Вот именно – зачем?
– Шеф наш собирается построить на озере дачу. Разве до вашего сведения, майор, это не довели?
– Не довели, – сухим тоном произнес Широков.
– Тогда считайте, что это сделал я – довел до вас решение инстанции.
– Вы мне не указ, любезный, – прежним сухим голосом проговорил Широков.
– В таком разе, кто же я? – лицо посланца московского наркома от услышанного даже дернулось.
Широков невольно подумал: как бы с этим деятелем не случился припадок – очень уж нервный господин свалился на его голову.
– Никто, – спокойно произнес он.
– Как так? – лицо молодого человека дернулось еще раз.
– А так. – Широков приподнял одно плечо. – Никто, и этим все сказано.
– Значит, вы отказываетесь помочь нам? – В голосе московского гостя послышались угрожающие нотки.
– Отказываюсь.
– И карту не дадите?
– Не дам.
– Об этом здорово пожалеете, – предупредил гость.
– Постараюсь, чтобы этого не было, – спокойно и тихо проговорил Широков.
Пограничник этот, с майорскими погонами на плечах, был непонятен московскому гостю, он не привык, чтобы ему отказывали.
– Пошли отсюда! – скомандовал гость своей компании и круто, на одном каблуке повернувшись, вышел из кабинета коменданта.
Слово свое он сдержал – он вообще не любил, чтобы кто-то перечил ему и тем более – становился на его пути. Ну что для него какой-то седеющий провинциальный майор – седьмая спица в колеснице, – над ним столько начальников, которые накостыляют ему по шее так лихо, что строптивый мухомор этот даже имя свое забудет. Не говоря уже о большем…
Через некоторое время комендатура Широкова была слита с другой комендатурой, – по новой классификации, к слову, комендатур не стало совсем, их переименовали в отделы; заставы сделались отделениями, комендатуры отделами, отряды – а всякий погранотряд по значимости был приравнен к армейскому полку, – стали службами. Обозначения эти, спущенные сверху, были непривычны для уха Широкова – в них нет ничего пограничного…
Ну как можно было старое русское слово «застава», понятное всякому уху от Калининграда до Владивостока, заменить на жандармское словечко «отделение»?