Штаны подоспели как раз к Валентинову дню, и я, восприняв это как знак судьбы, нашел палку длиной семь футов, прикрепил к ней острогу и стал выглядеть примерно так, как выглядел в другой День святого Валентина, но только семь лет назад. Затем, не сказав никому ни слова, я вышел из дома через черный ход и, миновав наш небольшой сад, спустился к Линн.
Я двинулся прямиком через чащу и скоро вышел на берег Беджворти невдалеке от большого черного водоворота. Я с удивлением обнаружил на этот раз, как тут мелко, хотя омут по-прежнему выглядел темным и загадочным, как и полагается всякому омуту. И по гранитному желобу было все так же трудно взбираться, но вода, что в прошлый раз была мне по колено, сегодня едва достигала лодыжек. Добравшись до вершины, я огляделся вокруг, щурясь от яркого дневного света.
Прикрытая со всех сторон от порывов холодного ветра, долина рано воспряла к жизни, жадно вбирая солнечный свет и тепло. Но, прислушиваясь к голосам природы и с восторгом вглядываясь в картины, что она разворачивала передо мной, я вдруг услышал иные звуки, и они показались мне слаще птичьего щебета на утренней заре. То была песня, старинная любовная песня, и всякий, кто слышал ее, мог и плакать, и смеяться, внимая ее словам.
Я себя меж людьми,
Словно тайну, таю.
Оцени и прими
Неприметность мою.
Пусть в любовном бреду
Ты захочешь огня,
И обрушишь беду,
И покинешь меня, —
Я и месяц, и год
Пережду этот бред.
Все сгорит, все пройдет,
А любовь моя – нет.
Я обратил внимание на глубокую выразительность и богатство женского голоса. Все это время я сидел, притаившись за скалой, боясь испугать чудесную певицу. Наконец, не вытерпев, я выглянул и увидел ту, ради которой мог бы упасть на колени даже в ледяной воде.
Она приближалась ко мне со стороны реки, идя по лужайке, покрытой примулами. Головку ее украшал венок из фиалок, и волосы падали вниз тяжелой и плавной волной. Мне даже страшно стало смотреть на такую прелесть, настолько земным и обыденным показался я себе в этот миг. Едва соображая, что я делаю, я вышел из-за скалы и предстал перед ней, боясь поднять взгляд.
Она испугалась и, не узнав меня из-за моего большого роста, вот-вот была готова убежать. Тогда я упал перед ней на траву (так было семь лет назад в тот же самый день) и произнес только два слова:
– Лорна Дун!
Лишь после этого она узнала меня и, все еще дрожа от страха, улыбнулась, подобно солнышку, когда оно пробивается сквозь ивовые листья,
– Помните, – спросил я, – как вы привели меня в чувство после глубокого обморока, а потом пришел громадный мужчина