Бетти сказала это не без некоторого злорадства, потому что терпеть не могла дядюшку Бена: за многие годы наш скуповатый свойственник не подарил ей ни пенни, и, кроме того, когда он гостил у нас, Бетти не позволяли обедать вместе со всеми за общим столом.
– Ах, Джонни, Джонни, – воскликнула матушка, выходя из гостиной на кухню, – я так рада, что ты наконец вернулся. Я чувствую, случилось что-то неладное. Понимаешь… эти люди… – матушка никогда не называла Дунов по имени, – эти люди могли захватить и твоего дядюшку Бена, и его лошадь, и все, что при нем…
– Тогда «этим людям» не позавидуешь, матушка: дядя откроет лавочку прямо у них в долине, и поскольку делец он каких поискать, то ограбит своих обидчиков дочиста.
– И это все, что ты можешь сказать, Джон? Как ты бессердечен! И к тому же посмотри, сколько всего наготовлено. Неужели все труды насмарку?
– В том-то и дело, матушка! Вспомни: мы договорились, что если дядюшка не прибудет к назначенному сроку, то после часа дня мы садимся обедать без него. Чего же ждать? Кому станет легче, если еда пропадет? После обеда я отправлюсь навстречу дядюшке, хотя обнаружить его в таком густом тумане – все равно что иголку в стоге сена отыскать. И ты думаешь, я стану заниматься этим на пустой желудок?
– Господи, Джон, и в мыслях не было!
Итак, мы сели обедать, сожалея, что дядюшки Бена нет с нами, и оставив ему его долю на случай, если он все же объявится. Ни ржания, ни стука лошадиных копыт по-прежнему не было слышно, и я, прихватив ружье, отправился искать запропастившегося родственника.
Сначала я спустился по тропинке к подножию холма. Затем я вышел к Линн, перешел ее вброд и стал подниматься по косогору, пока не выбрался на вересковую пустошь. Вечерело. Туман становился все гуще, и уверенность моя постепенно убывала, пока и вовсе не сошла на нет. Наконец я понял, что сбился с пути и нужно сесть и определиться. Я прислонил ружье к гранитному валуну и задумался над тем, что делать дальше. Если с дядюшкой Беном в самом деле что-то случилось, я ему уже ничем не помогу. Нужно искать дорогу назад и позаботиться о собственной безопасности хотя бы ради матушки и сестер.
Внезапно вдалеке раздался топот лошадиных копыт, причем скакала не одна лошадь, а целый табун. Я придвинул карабин поближе – на всякий случай. Однако лошади, невидимые в тумане, проскакали куда-то мимо, и снова наступила тишина.
Я уже было хотел выругать себя за излишнюю боязливость, как вдруг прямо у меня под ногами раздался не то стон, не то грохот – тот самый ужасный звук, что пугал нас той зимою, но на этот раз звук был куда сильнее, потому что раздавался совсем рядом. Я онемел от страха, волосы на голове встали дыбом, а сердце застучало часто-часто… Я вытер пот со лба, умоляя Господа, чтобы и на этот раз пронесло, и желание у меня было только одно: понять, где я сейчас нахожусь, и бежать домой сломя голову.
Грохот прекратился, и я, переведя дух, тронулся в путь. Однако вскоре мне снова пришлось остановиться,