Годы моего отрочества протекали безмятежно, один день походил на другой, и кроме встречи с Томом Фаггусом – событие, согласитесь, выдающееся, – мне из тех лет почти не о чем вспомнить. Прежние забавы кончились. Я начал помогать матушке по хозяйству, и всякий раз, когда я вспоминал о Дорне Дун, моя встреча с ней в разбойничьей долине все больше казалась мне мечтой, фантазией, чем-то таким, о чем давным-давно пора забыть. Каждый год я прибавлял четыре дюйма в высоту и два дюйма в ширину, и уже не было в Эксмуре мужчины крупнее меня. Из-за этого я стал предметом насмешек на ферме и во всей округе, и мне было так стыдно, что я даже боялся взглянуть на себя в зеркало.
Матушка же моя, напротив, гордилась моим быстрым возмужанием и если и посмеивалась, то только над моими глупыми страхами.
А что же Дуны? А Дуны по-прежнему благоденствовали, потому что никто и пальцем не смел пошевелить против них, а на бесчисленные проклятия они попросту не обращали внимания. Время от времени местные жители отваживались подавать наверх слезные жалобы, и один-два раза их прошения попадались на глаза самому королю, но король отпустил по этому поводу какую-то остроумную шутку, которая так понравилась и ему, и его придворным, что на радостях он простил высокородных разбойников.
Зимой, когда мне был уже двадцать один год, в наших местах по ночам стали раздаваться звуки, от которых у всех жителей Орского прихода мурашки забегали по телу. Никто не мог объяснить природу сего явления, и оттого становилось еще страшнее, и все сошлись на том, что все это проделки дьявола.
Зима в тот год была мягкая, и снега выпало очень мало. По ночам – хоть глаз выколи, на небе – ни звездочки, все дни напролет густой туман окутывал окрестные холмы. На вересковой пустоши водилось множество всякой дичи, но мужчины, боясь заблудиться в сизоватой мгле, не решались выходить на охоту. Однако еще больше тумана всех пугал странный, таинственный звук, какой-то нечеловеческий стон, наполнявший окрестности после захода солнца. Непонятно было, откуда он исходит: то, казалось, из самого чрева земли, то – прямо с поднебесья. Трижды услышал я его в вечерней туманной мгле и с той поры уже никакими силами не смог заставить себя прогуляться ночью по двору хотя бы до конюшни, но лишь сильнее полюбил тесный людской круг да разговоры при свечах под милым родительским кровом.
Глава 9
Пастер Рубен Хакабак
Мастер Рубен Хакабак – многие далвертонцы помнят его и доныне – был дядей моей матушки, приходясь ее матери родным братом. Он был процветающим торговцем и владел лучшей лавкой в городке. Ко времени, о котором пойдет речь, у него уже не оставалось никаких родственников, кроме нас и внучки Рут Хакабак, и потому матушка сочла своим христианским долгом поддержать с ним дружеские связи и пригласить к нам в гости. В ту зиму почтенный джентльмен решил встретить Новый год с нами, но не потому, что ему нравилась деревенская жизнь, а потому, что матушка