– Странная у вас философия, мадемуазель, – протянул Арсений, все еще не в силах оторвать взгляд от ее стана. – Ну да оставим это. Может быть, вы в последнее время оказывались в какой-нибудь необычной ситуации? Слышали нечто непонятное? Видели недозволенное? Что-то о ком-то узнали…
– Я не сплетница, – обиделась Толстая. – Если что-то о ком-то узнаю, то тут же забуду. Мне ни к чему… Постойте! – она стала изо всех сил тереть указательным пальцем переносицу. Видимо, сие означало у нее крайнюю сосредоточенность. – Может, это и не важно, – гостья колебалась, – однако в тот момент я была удивлена…
– Ну? Ну?
– Хорошо. Я была у своего любовника Каподистрии…
Закревский поперхнулся.
– Он же старый. Зачем он вам?
– Ничего не старый! – возмутилась Аграфена. – Иван Антонович одного года с государем. К тому же он – грек. Мне любопытно было, как греки это делают…
– Так же, как и все. – Негодованию генерала не было границ. – Велика разница!
– Не скажите, – тоном искушенного гастронома заявила гостья. – Да и откуда вам знать, вы же не интересуетесь женщинами.
Закревский вспыхнул.
– Я не то имел в виду. Просто… сейчас не так часто… интересуюсь.
– Вот! – просияла Толстая. – Я знала! Вы не похожи на этих! А еще прикидываетесь. Весьма стыдно.
– Вернемся к Каподистрии, – с глубоким вздохом протянул Арсений.
– Я и говорю. Они ссорились по-немецки. Я немецкий не очень понимаю. Но все же… Выходило так, что этот второй на Ивана Антоновича очень сердился и требовал «отречься от бессмысленных мечтаний». Точно. Или «беспочвенных». Не важно. Словом, нажимал…
– Стоп, стоп! Кто они? Какой второй?
– Ах, да почем мне знать? Дверь в будуар была прикрыта. Оставалась только то-оненькая щелочка. Я проснулась от их шума. Часов в десять. А так бы спала до двенадцати!
Арсений заломил руки. Не приведи бог, стать полицейским и вести дознания. Последнего ума лишат!
– Мы приехали вечером с маскарада. До спальни как-то не добрались. Греки гораздо темпераментнее… А будуар как раз смыкается с кабинетом. Иван Антонович имеет привычку работать после, ну вы понимаете. И вот я слышу. Второй голос говорит: «Вам не на что надеяться. Государь предан принципам легитимизма». Кстати, что такое легитимизм?
– Потом объясню. Продолжайте.
– Государь, значит, предан этим самым… Та-та-та. А Иван Антонович отвечает: «Но его величество не покинет единоверцев на произвол судьбы». Второй так рассмеялся, очень гаденько, и сказал: «Вы думаете только о своих соотечественниках. Между тем Россия – великая держава и у нее есть в Европе дела поважнее, чем мешать султану вешать бунтовщиков». «Ну да, – отвечал Иван Антонович, – например, идти в Италию и вешать там бунтовщиков австрийского императора! Любезный Карл, вы тоже думаете только о своих соотечественниках».