Без любви весь мир – пустыня. Борис Дмитриевич Дрозд

бил по голове, и я, просыпаясь каждое, утро думал, прежде всего: будут ли сегодня драть меня? Играть и шалить мне и Федору запрещалось; мы должны были ходить к утрене и ранней обедне, целовать попам и монахам руки, читать дома акафисты. Ты вот религиозна и все это любишь, а я боюсь религии, и когда прохожу мимо церкви, то мне припоминается мое детство и становится жутко. Когда мне было восемь лет, меня уже взяли в амбар; я работал, как простой мальчик, и это было нездорово, потому что меня тут били почти каждый день. Потом, когда меня отдали в гимназию, я до обеда учился, а от обеда до вечера должен был сидеть в том же амбаре, и так до двадцати двух лет (сам Антон до 16 лет. – Б.Д.), пока я не познакомился в университете с Ярцевым, который убедил меня уйти из отцовского дома. Этот Ярцев сделал мне много добра»…

      Маленькая таганрогская лавка Павла Егоровича, где секли Андрюшку и Гаврюшку – мальчиков Павла Егоровича – и унижали и притесняли, а также секли и братьев Чеховых, преобразуется в громадный символ – в Амбар, который всех делает несчастными, и богатых, и бедных, и жертв, и мучителей, и начальников, и подчиненных. По этой повести видно, насколько лавка отца отравила жизнь Антону, его душу, психику, миросозерцание, настолько, что по этой причине он не может быть счастливым.

      Возьмем еще, к примеру, «Чайку». Отношение Треплева к матери, актрисе Аркадиной несет косвенный отпечаток этого психологического ощущения. В этом отношении Треплев – очень характерный герой для понимания Чехова и его детства, отрочества и юности, в пьесе – отголоски его психологического отношения к матери. Вроде бы и мать – самое-самое существо в детстве и юности, но в тоже время – чужой человек, который не мог его обласкать, обогреть, тогда, когда он в этом особенно нуждался, не мог влить в него любовь, уверенность в себе. Защитить его, наконец.

      Треплев страдал в детстве и в юности от отсутствия материнской любви, он нуждается в этой любви и теперь. Несмотря на свои 25 лет, Треплев еще юноша, почти мальчишка. И когда он с ревностью говорит дяде о светлых кофточках матери и о том, что она молодится, то в этом чувствуется ревность сына, причем, по возрасту отрока, который не знал материнской любви ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности, в то время как мать (не любя его и прежде), теперь отдает свою любовь другому мужчине. А ее собственный сын обделен такой любовью с детства.

      Мать Треплева изображена в пьесе как чужой человек, лишенный кровного родства по отношению к своему сыну. Впрочем, как и сын для матери чужой человек. Это отношения, лишенные тепла родного очага. Поэтому с самого детства Треплев – человек несчастный. Не несчастливый, а именно несчастный, потому что несчастливый когда-нибудь может стать счастливым. Треплев не станет счастливым никогда. И несчастность его порождена именно матерью, ее эгоизмом, равнодушием, неласковостью. Отца он никогда не знал, а такое чудовище, как Аркадина, – какая это мать? Мать, которая не радуется