До самого последнего времени все предлагавшиеся объяснения[325] представлялись малоубедительными. Определенный путь для решения этой загадки открывает обнаруженная А. В. Кузьминым запись в сборнике родословных материалов, находящихся в составе Ростовской летописи XVII в., в основу которой положен свод 1539 г. В нем находится список, возможно, с наиболее ранней редакции родословия князей Фоминских, где рассказывается об уже известном нам вторичном замужестве второй супруги Семена Гордого. Текст при переписке был немного искажен, но тем не менее сохранил ряд сведений, не встречающихся позднее: «Князь Константин Фоминский. А у князя Константина были три сыны: большой сынъ князь Феодоръ Красной, а другой князь Феодоръ Слепой, а третей князь Феодоръ Слепой же. И за того князя Феодора за Красного далъ князь великий Си-мионъ Московской свою великую княжну, а та великая княжна, суздалская княгини была. И от того князя Феодора Красного и от тое от его великие княгини родись от нею князь Иванъ Собака, а другой сынъ у них былъ Борисъ Вепрь, а третей сынъ у них былъ Иванъ Уда, а четвертый сынъ былъ у них Иванъ Кругъ…» (выделено нами. – Авт.)[326]
Эта случайная оговорка о «суздальской княгине» позволяет выдвинуть предположение о том, что между первым и вторым браками Семена Гордого, возможно, существовал еще один – с неизвестной нам по имени суздальской княжной. Если это так, то последний по времени брак московского князя в 1347 г. с дочерью тверского князя оказывается уже не третьим, а четвертым по счету, что и объясняет столь резкую реакцию митрополита Феогноста. Правда, сразу следует заранее оговориться, что официально Семен Гордый был женат трижды. В случае с суздальской княжной речь может идти лишь об обручении. Но это сути дела не меняет – церковные правила фактически ставили знак равенства между обручением и браком, ибо свадьба в русском праве того времени распадалась на несколько самостоятельных актов.
Каждый из этих этапов сопровождался составлением особых документов: сговорной записи, в которой фиксировалось принципиальное согласие сторон и намечалась дата свадьбы; рядной грамоты, определявшей размеры и состав приданого; и венечной памяти, выдававшейся церковным начальством тому священнику, который должен был совершать таинство венчания. Судить о содержании подобных документов мы можем в основном по материалам XVI–XVII вв. Однако традиция их составления на Руси была весьма устойчивой и прослеживается на протяжении очень длительного времени – с XIII в. вплоть до 20-х гг. XX в. и, более того, возрождается уже в наши дни в форме брачных контрактов.[327]
В нашем случае самым существенным является то, что сговорная запись помимо фиксации согласия сторон и срока свадьбы предусматривала и ответственность жениха за нарушение обещания жениться. «А не женюсь язъ, Тишина, на тотъ срокъ