Что можно было возразить против этого? Короче говоря, к концу этого долгого разговора глаза Фирдуса посветлели, плечи развернулись, спина выпрямилась.
При всём том, конечно же, где-то в глубине души что-то щемило, тревожило. Казалось, что в рассуждениях дяденьки Саета есть какая-то кривда, что тут не всё чисто. Но осознание того, что есть возможность в чём-то отличаться от других, владеть недоступной простым смертным тайной, погасило это слабое чувство.
Да и о чём тут тревожиться? Во дворе не тридцать седьмой год, и даже не сорок третий. Никого не сажают просто так, огульно обвинив в контрреволюционном заговоре. А разведка и контрразведка были, есть и будут в каждой стране. И ниточка, связывающая с ней, очень может пригодиться в будущем! Хотя Токтогулов и не говорил об этом прямо, но намекнул же. Значит, дальнейшее всецело зависит от Фирдуса самого, от его умения хранить тайну, аккуратности и тонкого чутья.
Вышел он из полутёмной комнаты на улицу совсем другим человеком, внутренне окрепшим, как-будто окрылённым.
Время от времени они стали тайно встречаться. Позже выяснилось, что за служение родине полагается вознаграждение. Небольшое, но для четвёртого сына-студента одноногого калеки совсем не лишнее.
Кто посмеет бросить в него камень? Родина призвала, и он пошёл.
Аллах свидетель: ни на кого он не клеветал. Всё, что писал тайком в углу или сидя за столом напротив Токтогулова, было истинной правдой: в горячих спорах невольно вырвавшиеся слова осуждения власти, анекдоты о престарелых вождях, со смешком рассказанные за кружкой пива или в курилке, байки о сытой и красивой жизни за бугром… Что и говорить, грешен человек, завистлив и зубоскалить горазд.
Вот, например, анекдот, рассказанный Тауфиком, когда курили в углу коридора в общежитии. Он привёз его из турпохода. Собрались жениться три молодых парня: француз, американец, русский. Невесте француза восемнадцать, американца – сорок, русского – семьдесят. Спрашивают у них: «Почему ты выбрал именно её?» Француз отвечает: «Она молода, красива, весела. Люблю, жить без неё не могу». Американец говорит: «Она богатая вдова, покойный муж оставил ей миллионы. Буду жить не тужить, всю жизнь как сыр в масле кататься». «Ну а ты почему?..» – удивляются выбору русского. «Она видела родного Ильича!» – говорит он с гордостью.
Очень смешно. Но и горько. Надо себе представить рожу этого замороченного коммунистической пропагандой тупицы. А ведь она, эта пропаганда, отупляет весь народ.
Сердце Фирдуса – не заросший мхом камень; когда он, сидя перед Токтогуловым, писал о россказнях Тауфика, испытывал некое мстительное чувство удовлетворения: коммунисты похожи на того бедолагу из анекдота, и вот я пишу об этом на бумаге и суну в руки одного из них. Пусть хотя бы он один