– Вы к Фирдусу Максутовичу?
И добавила:
– Да он в магазин пошёл. Как раз навстречу мне попался.
Муртаза спустился вниз и пошёл в сторону магазина. Думал прямо посмотреть в харю злодею, потребовать ответа на вопрос: что он написал в своём доносе на свою сокурсницу?
Но при виде неопрятного старика, его морщинистой, довольной собой ухмылки, разум парня словно помутился. Вне себя от ярости он прыгнул на лестницу.
…И вот теперь сидит в полной растерянности возле красного сундучка. С фотографии ему улыбается молодая красавица. Весёлая, рот до ушей, и улыбка её белозубая отражается в зеркале. Ангел во плоти!..
Кто прервал её парение над грешной землёй, кто обрезал крылья? Кто отнял счастье, причинил страдания, сократил её жизнь?
Зло было причинено громадное, а вот отмщение ничтожное. Что значат эти тумаки да пинки, доставшиеся ничтожному старикашке, по сравнению с израненной судьбой, с отнятыми годами жизни прекрасной женщины!
Теперь вот, немного остывший, Муртаза понимал, что не один Садиров был в этом виноват. Доносчик он ведь только орудие в чужих руках. Что ни взболтнёт сдуру да что ни намарает на бумаге от злости на кого-нибудь! Всё дело в тех, кто слушает его наветы и читает доносы. В тех, кто заключил в тюрьму его будущую мать и, оклеветав её, сколотил «Дело». В тех, кто вершил неправедный суд, кто расшатал её здоровье в тюремной камере. Ведь говорит же отец: «Только тюрьма сократила жизнь твоей матери».
Вот этих мучителей и губителей невинных душ должен был найти Муртаза. Найти, узнать, что они сделали с его матерью. И отомстить!
Встав на ноги на газонной траве возле магазина, Фирдус шатаясь пошёл, завернул за угол дома, пересёк двор, затенённый высокими тополями и берёзами, подошёл к двери девятиэтажного дома. Вынул из кармана брюк ключи. Дрожащая рука не слушалась, ключ не попадал в щель замка. Старику пришлось повозиться. Он с трудом открыл окрашенную суриком тяжёлую несуразную дверь. На лифте поднялся на седьмой этаж, а там тоже железная дверь, такой же непослушный замок.
Вот наконец он у себя дома. Машинально прошёл на кухню, переложил содержимое чёрного пакета на стол, открыл бутылку. Послышалось лёгкое шипение. Раньше этот звук приятно щекотал его слух. Но в этот раз он не дошёл до его ушей. Он придвинул к себе стоявшую на столе толстую стеклянную кружку с рисунком кукарекающего петуха, налил из бутылки желтоватую, мутную, пенящуюся жидкость и жадно стал пить.
Пиво показалось прогорклым, драло горло. Фирдус сел на шаткую табуретку, со стуком отставил кружку, поставил локти на стол, обхватил голову руками. Пальцы нащупали липкую влагу. Голова гудела, на носу и губах была кровь, живот болел.
Но больше всего страданий причиняла огненная стрела, вонзившаяся в сердце. Она была выпущена из горящих глаз черноволосого парня. Фирдус никогда его прежде не видел, но узнал. Это сын Загиды. Он должен был явиться когда-нибудь и вот наконец пришёл. Пришёл, чтоб отомстить за тебя, Загида!
Или