Так и я. Я долго ходил так, посмеивался, думал – ну что они хотят, если такая тема. Я же не могу рисовать какие-нибудь поля, луга, цветочки, чтобы птички летали. Это надо как-то… чтобы было в моём стиле, в моём духе (если и делать какие-то пейзажи). Пейзажи специально я никогда не рисовал – ни красивые виды, ни горы, ни моря, ни луга, хотя всё это видел. Но всё-таки я задумывался, возвращался иногда к этой мысли – что же можно добавить к портретам инвалидов войны?
И как-то мне пришла в голову мысль – а почему бы, например, мне не нарисовать остатки фашистских концлагерей, где людей уже нет, а остались только предметы и пейзажи этих лагерей. Это, конечно, не классические пейзажи с берёзками и ромашками, а пейзажи бывших лагерных полей за колючей проволокой. Мне показалось, что это у меня должно получиться, потому что места былых трагических событий тоже вызывают чувство большого сострадания и щемящей боли за погибших здесь людей. Вот мы приходим, смотрим на это как бы глазами свободных и здоровых людей – а тех людей, которые здесь мучились, уже нет, нет и их фотографий, ничего нет. Кроме, может быть, общей памяти о них – гор ботинок, в которых их привозили со всей Европы, или подъездных путей, ведущих в газовые камеры и в крематории.
Но пока я только всё это смутно обдумывал – хорошо бы сделать такую серию… получилась бы сильная серия – но как это осуществить конкретно, я совершенно не представлял, потому что денег у меня по-прежнему не было, и взять их было неоткуда. Жил я, можно сказать, за счёт Люси – она работала, готовила, а я обходился минимальными потребностями.
Собирание пустых бутылок для сдачи в приёмный пункт
Времена менялись, и наш Столешников переулок, где находилась моя мастерская, постепенно подготавливали к большой реконструкции. В угловом доме на Петровке в больших витринах выставили проекты и фотографии будущего Столешникова переулка, оказалось, что и дом 18, и мой дом 16 – всё шло под снос. Были спроектированы уже новые дома, которые должны стоять на их месте.
Но, как у нас всегда бывает, долго запрягают, но потом быстро ездят. Так и тут. Фотографии эти выставили, но жители в переулке ещё жили, и все организации пока оставались на своих местах. Выселение и расселение постепенно начиналось из глубины дворов, прилегающих к Столешникову и к соседним с ним переулкам.
Любитель старых домов
А я всегда любил ходить по старым домам, потому что там оставалось много брошенных, но ещё вполне пригодных вещей. И вот однажды я захожу в открытый подъезд одного из таких домов. Направо, налево квартиры, всё сломано, окна сняты, везде гуляет ветер.
Поднялся по лестнице выше, там то же самое – всё открыто, длинные коридоры, пустые комнаты. Ещё выше пошёл – в общем, чем