─ Странно как-то.
─ Ага. И я в шоке был. Какие секреты, Федя? Если б не их шляпы с пером… В Европе, ты ж сам знаешь, патрули – не редкость… только обычно эти… в форменных беретах…
Петрович щелкнул пальцами – окурок приводнился на лужу.
─ Что там за военная тайна, Федя? Секретный, от D&G, камуфляж? У шляпы с пером двойное дно?
Похоже, Бурунзина очень сильно задело недоверие, проявленное по отношению к нему – мирному фотографу-любителю – гражданину Германии и всего Евросоюза.
─ Вот и верь, Петрович, после этого в западное «открытое общество»!
Бурунзин мрачно затих и не отзывался на мои провокации.
─ Петрович, печально, что тебе запретили фотографировать в общественных местах красивые шляпы, но, допускаю, этим военным дали такую инструкцию, чтоб они на посту не спали и тренировали бдительность.
Бурунзин в ответ только фыркнул. Мне захотелось сменить тему.
─ Петрович, на меня в Риме огромное впечатление произвела Сикстинская капелла. Помнишь алтарную стену?
Я сообщил Петровичу, что изображение на потолке Сикстинской капеллы отделяющего свет от тьмы Создателя перекликается с не одинаковой судьбой праведников и грешников – помнишь гигантскую фреску над алтарем? – после земной жизни. Свет и тьма, и это следует не только из Ветхого Завета, существуют. Потому, получается, заключал я, все-таки действительно предстоит людям разделение на два противоположных потока.
Закат заслонили тучи. Холодный, несмотря на середину лета, вечерний ветер португальского побережья, бодрил окунувшиеся в этаноловую нирвану тела и души. Покидая супермаркет-чистилище с двумя бутылками «тони», мы походили на зыбкое отражение чаек в грязной воде грузового порта – за пляжем Матозиньюша – и претендовали на место в раю…
─ Архип Петрович, ты какие книги переводил? Камоэнса, небось?
─ Я только прозу. Сервантеса. Плутовской роман. Сказки… Преподавал в ЛГУ1.
─ Только с испанского и португальского переводил?
─ В основном. С французского одну очень хорошую книжку перевел. «Обещание на рассвете» Ромена Гари.
─ Так ты полиглот?
─ А то! Я еще и немецким с английским очень прилично владею.
─ Погоди, а о чем в той книге?
─ Ну… там мать постоянно накачивает своего сына: ты станешь французским посланником, большим писателем, тебя будут любить самые красивые женщины! И этот парнишка расстается с девственностью в тринадцать лет, становится послом Франции и – действительно! – писателем с мировой известностью. У тебя случайно не такая мать?
Толик Хачатуров – рок-звезда, герой одного моего интервью, детство провел в старом, «без удобств», доме в центре Москвы. По этой причине он, считая, что вырос в гетто, вздохнув, констатировал:
─ Мне, при таком старте, пробиться на сцену было куда тяжелее, чем…
Он назвал