Карамзин опешил.
– Какой вы избрали путь?
– В июне из Кронштадта на корабле до Бордо недели три. Там выйти на берег и до Марселя в карете. Оттуда вновь на корабле в Ливорно.
– Не годится. – Никс махнул рукой. – Очень тряско и хлопотно. Мы снарядим фрегат, который и доставит вас до места. Лучше бы ехать в Штутгарт к моей сестре Марии, она бы позаботилась о вас. Но Италия так Италия, врачей надо слушать.
– Государь, – историограф отступил на шаг, – все это сверх моих заслуг.
– Вы не понимаете. – Николай с остервенением тряхнул головой. – Вы никогда ничего не просили. Я благодарен вам за бескорыстную привязанность к брату. Но надо же и нам знать честь. Вы сделали то, чего не сделал никто другой. Я читал вашу «Историю» и думал: оказывается, я русский, оказывается, у меня есть отечество. Это было давно, очень давно, я до того не размышлял о подобных вещах…
Николай Михайлович почувствовал, что у него на глазах закипают слезы. Он любил Александра, трудно, с горечью и разочарованием. Но тот не слушал, вернее не слышал, глухой ко всему, кроме своих внутренних движений. А новый, которого историограф не знал и знать не хотел, кажется, считал себя его учеником.
– Покойный государь оставил нам в вашем лице богатое наследство, – выдавил из себя старик.
Глава 5. Перстень
Умань – Одесса – Тульчин. Весна 1826 года.
– Ты никогда не говорила с Михаилом о Польше?
Софи Киселева аккуратно вытерла тряпочкой кисть и отстранилась от мольберта. Вид, который она пыталась запечатлеть, был прекрасен. Потуги жалки, но и сама новоявленная художница посмеивалась над собой.
– О Польше? – Елизавета Ксаверьевна вздрогнула. – С чего тебе пришло в голову?
Дамы сидели на открытой веранде усадебного дома сестер Потоцких в Софиевке под Уманью. Прямо от крыльца начинался сад. Весна на юге была ранней и сулила жаркое засушливое лето. Дальше за косогором рисовался ландшафтный парк, так как его понимала прежняя хозяйка, прекрасная фанариотка Софья де Витт, во втором замужестве графиня Потоцкая.
Об этой женщине, младенцем проданной в Константинополе польскому перекупщику, куртизанке, русской шпионке, кровосмесительнице и скандалистке, ходило столько легенд, что трудно было выбрать, в какую не верить. Говорили, например, будто умерла графиня в Париже, и будто из тамошней земли запрещено вывозить покойников, а потому слуги нарядили госпожу, причесали, нарумянили, усадили в карету, и когда она тронулась, то встречные мужчины оборачивались, так хороша была почившая…
– Я тебя не поняла. – Графиня