Санками, пригнувшись, правила маленькая женщина – вся белая от налипшего снега, узора на одежде не разберёшь. И меховая личина была такой же мшисто-серебряной, как у сыновей, пока те друг через дружку падать не начали. Цепкие глаза в опушённых инеем прорезях мигом оценили увиденное.
– Уж ты, батюшка добрый молодец, несмышлёнышей моих помилуй, – неожиданно сильным, низким голосом обратилась она к Светелу. – Ребята у меня ласковые… одна незадача, без отцовской строгости возрастают, баловники.
Слова были словами мольбы, однако чувствовалось – мамонька привыкла к исполнению своей воли. Светел нашёл взглядом Мешая. Былой гроза колодников стоял скромно в сторонке. Не сказать прятался, но и на глаза зря не лез.
Светел поклонился женщине:
– Я твоим сыновьям, почтенная матерь, уже всё сказал. Они со мной согласились.
Обращение, подхваченное у воеводы, казалось весомым, древним, торжественным.
– О! Не врут люди, впрямь сеггарович, – без удивления отметила мамонька. И рявкнула на всех сразу: – А ну живо лыжи вздевай! Дома дел – туча нерассветалая. Ишь, взялись мне гулять!
Цыкнула на псов, развернула упряжку. В сопровождении пятерых детин поехала по ручью обратно. Столбы медлительного снега скоро превратили идущих в серые тени, погодя укрыли совсем.
Светел обернулся навстречу Веселу, вылезавшему из кустов. Коготкович затягивал пояс, так и не послуживший пращой. Он казался разочарованным, но быстро ободрился.
– Видал? – сказал он Светелу. – У неё и упряжку сука ведёт.
Из мелких ёлок, творя обережные знаки, выполз Путилин работник.
– Вот какое нестроение получается, когда баба мужиком верховодит.
Светел мог возразить: его самого мама с бабкой на ноги поднимали. Но спорить охоты не было – промолчал.
Кружало
Перепутное кружало, как все сродные заведения, стояло на грельнике. Это оттого, что ко времени, когда люди вновь захотели ездить друг к другу и останавливаться в кружалах, у каждого зеленца уже был хозяин. Кружала стали рукотворными островками тепла. Всякий мог здесь выбить сосульки из бороды, подержать у печного бока ладони, потешить брюхо горячим. Неделю ночевав на морозе да закидывая в себя, как поленья в костёр, рыбные прозрачные стружки, – харчевнику заплатишь без скупости. Звонким медяком, съедомым припасом, толикой товара, взятого на продажу. А если, вырываясь из кромешной пурги, ты где-то потерял даже хворост, заготовленный в подношение негасимой кружальной печи, тебя всё равно накормят и обогреют. Знает правильный харчевник: добро возвратится. Спустя время, издалека, через множество рук…
Поэтому самый разгульный вольный люд в кружале ведёт себя тихо. И даже люто враждующие дружины, сойдясь волей случая под одним кровом, откладывают вражду.
Нынешний день не сулил оставить Путилу внакладе. Когда двое отроков и работник воткнули в снег беговые ирты, парни уже начали таскать в дальний амбар мешки с мороженой птицей.
– Беги