Атаман рассмеялся: «Получается, что ты во второй раз от царя убежишь. Кабы был я Иван Васильевич, дак я бы понял, и не ходил за тобой более».
– От тебя тоже убежала, – Ермак заплетал ей косу.
– Когда нужен я тебе оказался, дак позвала, – он вдохнул травяной аромат ее волос: «Я и думаю, Марфа, не ты ли хана на Москву идти подговорила?»
– Прямо, – Марфа замолчала, увидев его глаза.
– С тобой, как с рысью, – он прищурился, – заснешь, а ты горло перервешь, и не оглянешься. Но мне нравится, – атаман шлепнул ее, – у какого мужика рысь под рукой, окромя меня? Даже у государя и то нет.
Наложив засов на дверь, Марфа стала собираться.
Ермак осадил вороного коня у ворот белокаменного Серпуховского кремля. Крашеные охрой крыши блестели в полуденном солнце. Под холмом лениво текли Серпейка и Нара. Тишина стояла вокруг, только жужжали мошки да шелестели истомленные засухой листья на деревьях.
Атаман заколотил рукоятью сабли в тяжелые ворота.
– Спят, сволочи! – выругался он: «Хоша бы у них татары под стенами стояли, им все равно!»
– Чего орешь? – ворота приоткрылись: «Нетути государя, не дошел еще сюда».
Ермак сжал зубы, чтобы не выматериться по-черному. Как и предсказывал Матвей Вельяминов, сорокатысячное татарское войско, обойдя засеки на Оке, переправлялось через Угру.
Матвей остался с передовым отрядом на западном фланге рати, единственной сдерживающей наступление хана.
– Семь тысяч, – Ермак развернул коня: «Лучшая тысяча у Матвея, под ним и дружинники мои, но ведь их сомнут и не заметят».
– Суки, – громко сказал атаман: «Суки поганые, что они тащатся-то!». Пришпорив жеребца, он что есть мочи поскакал на запад.
Поднявшись в стременах, Матвей увидел на горизонте темную полосу. Она ширилась, приближаясь. Вельяминов потянул саблю из ножен. Обернувшись к воинам, он заставил себя улыбнуться:
– Ежели хоша настолько, – он раздвинул пальцы, – их задержим, то государь с подкреплением подоспеет. Поэтому стоять насмерть, как предки наши на поле Куликовом, и да поможет нам Бог.
Матвей вспомнил, что с князем Дмитрием Ивановичем они родственники. Матушка его была тоже Вельяминова: «Помоги мне, – попросил Матвей, – одной мы крови».
Пыль поднималась меж ратями, легкая, пахнущая полынной горечью степная пыль. Слышался дробный стук конских копыт.
– Что там? – тяжело дыша, спросил Ермак у сотника, указывая на заходящее солнце. Войско стояло тихо, только иногда ржали лошади.
– Боярин Вельяминов там, – сотник перекрестился: «Долгое время нет их, вдруг задержал он татар?».
– Задержал, – отозвался атаман, – но зазря смерть ихняя, нет полков людей государевых, не подошли еще.
Воин побледнел: «Что же теперь будет, Ермак Тимофеевич?»
– Бой будет, – Ермак вгляделся